Ссылки для упрощенного доступа

Полтора года в ШИЗО, избиения, смерть. Монолог Нины Межуевой, отсидевшей восемь лет в мордовских лагерях


Иллюстративное фото
Иллюстративное фото

Постоянные избиения, 37 раз в штрафном изоляторе, 124 нарушения, несколько смертей — так описывает свои восемь лет жизни Нина Межуева, отбывавшая наказание в двух мордовских колониях: ИК-2 и ИК-14. В рамках цикла публикаций о рабских условиях труда в исправительных учреждениях в поселке Парца "Idel.Реалии" публикуют ее монолог с незначительными правками и сокращениями.

В конце прошлого года Следком возбудил уголовное дело в отношении исполняющего обязанности начальника мордовской исправительной колонии №14 Юрия Куприянова. По версии следствия, он "незаконно организовал привлечение осужденных, содержащихся в исправительном учреждении, без их добровольного согласия к выполнению сверхурочных работ на швейном производстве, в том числе в ночное время, чем существенно нарушил их права и законные интересы, а также законные интересы общества и государства".​

О рабском труде в ИК-14 еще в 2013 году рассказала участница группы Pussy Riot Надежда Толоконникова. "Я хочу сказать, что она была не так уж не права. И те факты, которые говорила Толоконникова, нашли на сегодня подтверждение", — заявил в конце декабря прошлого года замдиректора ФСИН Валерий Максименко.

В декабре 2008 года Октябрьский районный суд Тамбова приговорил Нину Межуеву к девяти годам колонии за убийство (ч.1 ст.105 УК РФ). Свою вину она "вынуждена была признать", поскольку ей "некуда было деваться". В апреле 2009 года 20-летнюю Межуеву этапировали в мордовскую женскую исправительную колонию №2, а позже перевели в ИК-14. В июле 2017 года она вышла на свободу.

Нина Межуева (архивное фото)
Нина Межуева (архивное фото)

"ДУБИНАЛ", ПОВЕШЕНИЕ НА ЯБЛОНЕ И ПРИНУЖДЕНИЕ К СЕКСУ

— В ИК-2 я приехала третьего апреля 2009 года, на свой день рождения. В первую очередь, получила "дубинал" — прошлась по всем кабинетам, где меня избивали. Все началось с того, что администрация порвала фотографию моей дочери — я начала нервничать, ругаться с ними. Поэтому меня и повели по кабинетам "дубинала". Замначальника колонии Вячеслав Кимяев заставлял становиться на колени и просить прощения за конфликт с администрацией. Я отказалась! После чего он начал меня бить кулаками по голове: по вискам, в затылок. После избиений я ходила в санчасть: я говорила, что у меня сильно болит голова и тошнит. Медики спрашивали, что случилось. Но в тот день Кимяев был дежурным по смене, поэтому в санчасть меня отвел именно он. Когда он на меня угрожающе посмотрел, я сказала врачам, что ударилась головой об машинку.

В колонии была девушка Наталья — она была мамочкой, в доме матери и ребенка (ДМР) находился ее сын. Наталью постоянно оскорбляли, унижали. К ребенку ее не пускали, пока та не отошьет норму. Когда были хозработы, она забежала на территорию ДМР и повесилась там на яблоне. В администрации указали, что у нее случился сердечный приступ. В ИК-2 также были случаи, когда начальник "бесконвойки" (выводит осужденных работать за пределы колонии) применял насильственные действия сексуального характера к осужденным. Об этом мне рассказывала осужденная из ИК-2, когда я уже была "на больничке" в ИК-21 в поселке Барашево.

В ИК-2 я ходила на промзону, шила. Через три дня ты уже должен отшивать свою норму, но это невозможно — я же машинку никогда до этого не видела. На производстве были конфликты — как-то при мне мотористка воткнула нож в спину ручницы. Поскольку я не "отшивалась", мой бригадир начала меня водить к Сергею Рыжову — начальнику промзоны. В его кабинете были Рыжов, Кимяев и еще один сотрудник — они меня и били. После сильного избиения мне матом сказали идти вон. Я вышла из кабинета и уже на лестничной площадке потеряла сознание. В этот момент появилась Мария Пескова, она работала в закройном цеху. Она меня обняла и попыталась успокоить. У меня началась истерика — я вернулась шить в цех.

На тот момент шить я не умела — меня начали водить в кабинет к мастеру цеха, которая также меня избивала. Когда она схватила меня за волосы, я случайно ударила ее по руке. После этого меня посадили в ШИЗО (штрафной изолятор) на 13 суток. У меня были сильне головные боли. Рассказать о произошедшем я никому не могла — со стороны Кимяева были угрозы, что если я кому-то расскажу, то не выйду отсюда. Я попросила младшего инспектора таблетку от головы. Она сказала, что таблетки нет и заявила, что завтра я уезжаю. Я пробыла в ШИЗО семь дней, после чего меня этапировали в ИК-14.

37 РАЗ В ШИЗО, 40 КОПЕЕК В МЕСЯЦ И ВСКРЫТИЕ ВЕН

— Меня привезли в ИК-14. На плацу у нас провели обыск — сказали постелить свое постельное белье — простынь — и выкладывать вещи. Я попросила стол, но ничего не дали. "Тебе мало ШИЗО, хочешь досидеть и потом еще?" — заявили мне. После этого меня сразу повели в ШИЗО досиживать те 13 суток, нужно было отсидеть там еще шесть дней. Меня привели в ШИЗО, сняли всю одежду, нижнее белье, надели какое-то очень холодное оранжевое платьишко и посадили в "американку" (помещение в ШИЗО без дверей, вместо них решетка). Там я заболела, начали болеть почки, ведь дверь в здание всегда была открыта. Напротив меня был СУС (строгие условия содержания — "Idel.Реалии"). Девчонки там по-своему куролесили: добивались от администрации своих прав с помощью вскрытия вен, шеи и других частей тела. Я сама "вскрывалась" — это было в жилзоне. Когда я вышла из ШИЗО, меня отправили в пятый отряд — так называемых дальнобойщиков — где живут те, у кого большие сроки. В этом отряде как себя поставишь, так и будешь жить. Я для себя решила, что никто меня в этой колонии больше пальцем не тронет.

Сначала все было хорошо, но потом начались провокации со стороны одной осужденной — Бирюковой. На меня начали писать рапорты. У нас была швейная бригада, и замначальника колонии Юрий Куприянов "раскидал" ее по другим отрядам. К тем бригадам, которые не дают норму, относятся плохо: они ходят в магазин самые последние, когда в нем остаются пачка чая и пачка "Примы". Меня перевели в 13 отряд. Там начались осложнения с администрацией. Я борец за справедливость и всегда считала, что администрация поступает с нами незаконно. У нас начали отнимать пижамы, а зимой очень холодно, отопления толком нет. Приходили с обыском, отбирали теплые кофты. Меня часто стали закрывать в ШИЗО — практически каждый месяц. За весь мой срок у меня было 124 нарушения и 37 ШИЗО. Если посчитать по суткам, то это около полутора лет.

Меня как-то посадили в "американку" с психически больной девочкой из второго отряда. Она могла в какой-то момент просто накинуться на человека. Пришел Куприянов, я попросила его перевести меня в другую камеру. Он отказался. Пришел начальник Сергей Романов — я попросила его перевести меня, поскольку опасалась, что осужденная меня задушит или еще что-то, а надзиратели даже камеру не успеют открыть. Романов согласился, но через некоторое время на проверку пришел Куприянов и сказал: "Межуева, ты чего, вообще офигела, что здесь делаешь?" Я ответила, что меня перевел Романов. "Я тебя не переводил", — заявил Куприянов и вернул меня в "американку". "Юрий Владимирович, я не могу уже сидеть в "американке", у меня просто сил уже нет", — говорила я. Он посмеялся и сказал: "Где скажу, там и будешь сидеть. Я здесь хозяин".

Работали мы — особенно в последние годы — без выходных, до часа ночи. Зарплата, вы сейчас будете смеяться, была даже 40 копеек в месяц. Нас заставляли писать заявления о выходе на смену в нерабочее время по собственному желанию, чтобы работать до ночи. В конце заявления писали, что причина этому — "хочу помогать родственникам деньгам", которые ты не получаешь. У Куприянова следующая тактика: зимой — лето, летом — зима. Мы постоянно копали "запретку" (копали в запретной зоне, куда осужденным вход воспрещен), таскали столбы, у кого-то кровотечения по-женски начинались, даже бабушки выходили.

После конфликта с инспектором отдела безопасности Любовью Рубежниковой я "вскрылась". Меня довели до истерики, депрессии — я уже не хотела жить, взяла стекло и порезала себе руки. Меня привели к Куприянову в кабинет, где он дал мне нож и сказал: "На, режь!" Я спросила, серьезно ли он, на что он ответил: "Конечно! Я разве когда-то шутил". И смеется. Такое было не только со мной. Я просто его послала и вышла из кабинета. После этого меня закрыли в ШИЗО.

СМЕРТЬ, СЛЕДСТВИЕ, СМЕРТЬ

— Прошло какое-то время, и случился еще один инцидент. Это было весной 2016 года. В моем отряде была осужденная Екатерина. Очень милая девушка, на свободе у нее остался маленький сын. Мы вышли покурить в "локалку". Она сидела на лавочке и держалась за сердце. Я спросила, что случилось — она ответила, что сильно колет сердце. Я предложила ей обратиться в санчасть — сама я не могла ее отвезти, потому что на меня постоянно давила администрация этими рапортами. Ее повела другая осужденная — Оксана Тищенко. После зарядки я пошла к санчасти и слышу, как Катя говорит: "Пожалуйста, помогите, я не хочу умирать". Я залетаю туда, спрашиваю, что случилось. Вижу, как лицо Кати немного надувается — может, отек был, и она начинает синеть. Врач Вера Гавриловна сделала ей укол от сердца, не посмотрев медицинскую карту — у нее была аллергия на этот препарат. Кате стало плохо, ее затошнило, ее повели в туалет. Катя упала и умерла.

Приезжал следователь, допрос велся в присутствии Куприянова. Он мне сказал: "Межуева, тебе больше всех надо?" Я сообщила следователю, что не буду давать показания при Куприянове. Следователь попросил его выйти, после чего сказал мне, что в отношении Веры Гавриловны за халатное отношение к своей работе возбудят уголовное дело. Вместо этого Куприянов и замначальника тринадцатой колонии Татьяна Беззубова решили перевести ее в ИК-13.

Была Саша Фомина, царствие ей небесное, замечательный человек. Она была ВИЧ-инфицированная, но врачи настолько халатно относились к ее лечению. Ее отправили на "больничку" в ИК-21 в поселок Барашево. В тот момент я тоже там проходила лечение. Сашенька умерла при мне, попрощалась со мной. Ее отправили в палату, где лежат открытые туберкулезники. Есть те, кто просто "носит" эту болезнь, а есть те, кто ее распространяет. Врачи ждали результатов анализов, но, как я потом узнала от санитарки, у Саши туберкулез не обнаружили. Но она умерла, это было весной 2017 года.

ТОЛОКОННИКОВА И СТРАХ ЧТО-ЛИБО РАССКАЗАТЬ

— С Надеждой Толоконниковой я толком не виделась — была "на больничке". Надю я встретила ночью, когда произошел весь этот инцидент (после открытого письма Толоконниковой о рабских условиях труда — "Idel.Реалии"), когда к колонии приехали журналисты, родственники. Надежду увезли в ИК-13, пытались скрыть ее от всех. Ночью ее вернули из ИК-13, у нас как раз был поздний ужин — часов в 11 вечера. Ее привезли и отправили в ШИЗО, чтобы с ней никто не общался. Куприянов закрывал всех, кто с ней дружил.

Про ее открытое письмо и жалобы на рабский труд в ИК-14 сняли передачу "Пусть говорят". Начальник ИК-14 Александр Кулагин и Куприянов нашли двух осужденных и, видимо, заплатили им. В передаче они полностью поддерживали администрацию, говорили, как все было хорошо, а Надя все врет. Когда в ИК-14 приезжала комиссия, осужденные боялись что-либо рассказать, потому что Куприянов постоянно угрожал тем, что они не получат УДО, не выйдут из ШИЗО или не выйдут вообще.

Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Говорим о том, о чем другие вынуждены молчать.

XS
SM
MD
LG