Ссылки для упрощенного доступа

Культ победы: от восхода до заката


Архивное фото. Патриарх Кирилл, Владимир Путин, Сергей Шойгу
Архивное фото. Патриарх Кирилл, Владимир Путин, Сергей Шойгу

Внедрение в массовое сознание и повседневную жизнь россиян культа победы еще на заре правления Владимира Путина было важнейшей частью его политики символической реставрации советского наследия, убежден колумнист Харун Сидоров. Другими ее элементами, по мнению эксперта, были возвращение музыки гимна СССР в качестве гимна РФ, отмена Дня независимости 12 июня и его переименование в День России, заявление о распаде СССР как величайшей геополитической катастрофе XX века. Обо всем об этом рассказал автор рубрики "Мнение".

Хотите сообщить новость или связаться нами?

Пишите или посылайте нам голосовые сообщения в WhatsApp.

Сложно сказать, чего в этом было больше, стратегии или тактики.

Можно, конечно, предположить, что бывший подполковник КГБ, пришедший на смену могильщику СССР Ельцину, изначально был одержим идеей восстановления в той или иной форме государства, которому он присягал служить верой и правдой. Но в это было бы проще поверить, если бы Путин в свое время пришел к власти в качестве альтернативы Ельцину, в качестве которой на излете правления последнего рассматривались Примаков, Маслюков и поддерживающие их силы.

Однако Путина привели к власти именно как преемника Ельцина и именно для недопущения победы антиельцинской оппозиции, в качестве гаранта интересов той правящей группы, что похоронила СССР. И это было вполне закономерно, если помнить, что оказавшегося в годы перестройки не у дел бывшего сотрудника КГБ до вершин власти вознесли именно те, кто разрушал СССР, начиная с одного из ярких представителей этих кругов Анатолия Собчака.

Оказавшегося в годы перестройки не у дел бывшего сотрудника КГБ до вершин власти вознесли именно те, кто разрушал СССР

Поэтому можно предположить, что неосоветская символическая мобилизация в нулевые годы была тактическим ответом новой российской власти на реальные или воображаемые вызовы себе. Главным из которых в тот момент стали восприниматься т. н. "цветные революции" — роз в Грузии и оранжевая в Украине. Эти революции стали продолжением национально-демократических революций, покончивших с СССР, но победивших во многих его осколках лишь номинально. В частности, в Грузии, где после короткого периода эксперимента антисоветских романтиков к власти в итоге вернулся бывший министр иностранных дел СССР и член Политбюро ЦК КПСС Эдуард Шеварнадзе (почти идентичная история произошла в соседнем Азербайджане) и в Украине, возглавленной бывшим членом Политбюро республиканской Компартии Леонидом Кравчуком, которого сменил выходец из партхозноменклатуры Леонид Кучма.

И вот, спустя примерно десять лет, за которые подросло постсоветское поколение грузин и украинцев, его политические представители предприняли новую попытку отстранить от власти перекрасившийся советский истеблишмент и довести до конца то, что не получилось у их предшественников — антисоветские национально-демократические революции. И совершенно логично, что в России, где даже при "демократе" Ельцине ее истеблишмент был сформирован вокруг бывшего секретаря Свердловского обкома КПСС и его многочисленных коллег, а потом возглавлен бывшим подполковником КГБ, эти оранжевые революции он воспринял как смертельную классовую и даже экзистенциальную угрозу.

Советская символическая реставрация оказалась эффективным антидотом на пути этой "угрозы", потому что ее сердцевиной стал эмоционально мощнейший культ победы, апеллирующий и к памяти недавних предков, к героическим архетипам и к триумфу в грандиозной мировой войне, противопоставленному "позору 90-х" после поражения в войне холодной.

Вопросы, популярные в конце 80-х — начале 90-х о реальных причинах и виновниках той войны и цене победы в ней отныне стали восприниматься как посягательство на святое, а любые попытки реабилитации тех советских людей, которые развернули оружие против существовавшей в стране власти, вроде бойцов Русской освободительной армии (власовцев) или Украинской повстанческой армии (бандеровцев) — как откровенное кощунство. Соответственно, бандеровцы становятся олицетворением победившей Оранжевой революции в Украине, а на тех, кто возражает против путинского "вставания с колен" в России, все чаще навешивается ярлык "власовцев".

Советские символы были призваны объединять все пространство бывшего СССР и уж тем более России, которая при Путине стала мыслиться как его уцелевшее ядро

Однако со временем внутри этого достаточно эффективного мобилизационного культа появляется и начинает расти серьезная трещина. Дело в том, что и изначально, и по своей сути советские символы были призваны объединять все пространство бывшего СССР и уж тем более России, которая при Путине стала мыслиться как его уцелевшее ядро. И такой их "интернационализм" или вернее сказать "многонациональный патриотизм" противопоставлялся ярко выраженному политическому национализму "цветных революций", посягающему на "дружбу народов" и неосоветскую Россию как ее оплот. И это действительно было преимуществом такого культа, позволившим внедрять и эти символы вроде георгиевской ленточки, и смыслы, которые они с собой несут, среди всех народов РФ, а также охватить ими часть постсоветского пространства за ее пределами. С определенного момента символический советизм сливается с новой доктриной — "Русского мира", а внутри этого симбиоза появляется явный претендент на его монополизацию".

Речь идет об РПЦ МП, а точнее тех кругах, которые встают в ней у руля с избранием в 2009 году ее патриархом Кирилла Гундяева. Интересная деталь — брат патриарха Кирилла — протоиерей Николай Гундяев был весьма близок с такой яркой личностью как Александр Казем-Бек, наследие которого он призывал изучать. Этот человек в "белой эмиграции" стал одним из основателей движения "младороссов", которое исследователи склонны считать российской версией итальянского фашизма с его культом государства (но не немецкого национал-социализма и его культа расы). Это государственничество со временем привело Казем-Бека и таких как он, как их называли "сменовеховцев", к переосмыслению сущности советской власти, в особенности при Сталине, которую они начали воспринимать не как интернационально-марксистскую, а как новую власть "тысячелетней исторической России". В итоге Казем-Бек после покаяния и возвращения в СССР был пристроен работать в журнал и Отдел внешних церковных сношений Московской патриархии, став центром притяжения людей с аналогичными взглядами. Одним из них был протоиерей Николай Гундяев, при брате которого эти идеи обрели политическое господство в истеблишменте РПЦ, а через него и в окормляемом ею государственном и общественном истеблишменте России.

Сменовеховцы и Сталин — эта тема имеет прямое отношение к неосоветскому культу победы, который при Путине стал существенно отличаться от празднования Дня Победы в позднем СССР.

Если начиная с Хрущева советскую пропаганду отличала миролюбивая ("лишь бы не было войны", "хотят ли русские войны" и т. п.) и интернационалистическая ("за мир во всем мире", Саманта Смит) направленность, то в путинские годы этот праздник приобрел идеологическую окраску, присущую позднему сталинизму. Именно Сталин в годы войны от риторики международной солидарности трудящихся перешел к риторике про "Александра Невского, Дмитрия Донского, Минина и Пожарского", возродил в армии царские погоны, а после войны поднял свой знаменитый тост за русский народ как "руководящую силу Советского Союза". Не менее важно и то, что РПЦ МП в ее нынешнем виде это тоже детище именно Сталина, с санкции которого в 1943 году прошел Архиерейский собор, утвердивший ее новое название.

Сталин смотрел на РПЦ и как на инструмент мобилизации русского патриотизма, в том числе в эмиграции, и как на проводника его политики нового собирания вокруг Москвы славянских и православных народов послевоенной Европы. Так что, Казем-Бек в Московской патриархии оказался весьма кстати.

В победной риторике Владимира Путина мы тоже видим этот сдвиг к сталинско-сменовеховским акцентам. Так, выступая на прошлогоднем параде 9 мая, он говорил и об СССР как "тысячелетней исторической России", и о "древних русских столицах Киеве и Великом Новгороде". Однако курс на монополизацию культа победы РПЦ не был для него изначальным. Так, еще в 2015 году комментируя предложение своего тогдашнего полпреда в ЦФО Александра Беглова зажигать от Вечного огня церковные лампады, Путин сказал, что День Победы — "это не религиозный праздник, это общенациональный светский праздник, и у нас, кроме православия, к которому я и сам себя отношу, есть еще ислам, буддизм, иудаизм".

В 2020 году, как видно, его эти опасения уже не останавливают — открывшийся в день 75-летия победы главный храм Вооруженных сил РФ в парке "Патриот", представляет собой храм РПЦ и совместный проект церкви и государства. Даром, что последнее является номинально светским и равноудаленным от всех конфессий, а миллионы его граждан исповедуют другие религии…

Впрочем, как и другие аналогичные жесты этой власти вроде инициативы по официальному признанию государствообразующего народа, и этот, настроив против нее все возможные "меньшинства", вызвал реакцию отторжения у немалой части религиозного "большинства".

Ведь какой бы ни была роль Сталина в учреждении РПЦ МП как административной структуры, для миллионов православных он остается в памяти как гонитель их церкви, убийца их священников и других новомученников, насадитель воинствующего атеизма. Поэтому у таких людей появление образа Сталина в православном храме, а именно об этом сообщалось ранее, наряду с сомнительной с христианской точки зрения советской символикой вроде пентаграмма, вызвало форменный шок. Тысячи православных, комментируя это зрелище, характеризовали новый главный храм Вооруженных сил РФ с портретом Сталина и пентаграммами как языческое капище и синкретический культ, но никак не христианскую церковь.

Эта реакция крайне неудачно для союза власти с высшим истеблишментом РПЦ была подогрета закрытием церквей на Пасху из-за коронавируса, которое воинствующие круги священников и мирян восприняли как объявление войны церкви со стороны мирской власти. И на таком фоне открытие якобы православного храма Вооруженных сил РФ с образом Сталина многими воспринимается не как признание эксклюзивного положения православия в армии и государстве, а как наглядное подтверждение того, что оно интересует эту власть только как элемент синкретического религиозного культа победы.

Словом, 75-летний юбилей победы, который планировался как апофеоз ее культа, напротив, ознаменовался началом его деконструкции в том виде, в котором его создавали власть и нынешний истеблишмент РПЦ. И вынужденная отмена парада и прочих грандиозных праздничных мероприятий в такой ситуации выглядит скорее как символ, а не простая случайность.

Точка зрения авторов, статьи которых публикуются в рубрике "Мнения", не отражает позицию редакции.

Бойтесь равнодушия — оно убивает. Хотите сообщить новость или связаться нами? Пишите нам в WhatsApp. А еще подписывайтесь на наш канал в Telegram.

XS
SM
MD
LG