Известный самарский журналист, бывший главред газеты "Самарские известия" Виталий Папилкин в свои 38 лет переквалифицировался из столичной "акулы пера" в козопасы. Как на это решение повлияла пандемия коронавируса и где легче работать — на природе с козами или в московском офисе? Об этом он рассказал в интервью "Idel.Реалии".
Хотите сообщить новость или связаться нами?
Пишите или посылайте нам голосовые сообщения в WhatsApp.
— Виталий, что заставило вас, профессионального журналиста, стать козопасом?
— На момент, когда случился коронавирус, я уже был состоявшимся в профессии. Успел поучиться на журфаке и поруководить в Самаре редакцией ежедневной газеты, провести крупные журналистские расследования, поработать, как политтехнолог на избирательных кампаниях в разных городах России, открыл собственный проект. В Москву я поехал в четвертый раз и намеревался вполне успешно работать журналистом в крупной консалтинговой компании. Так оно и было: офис на 55 этаже центра Москва-Сити, приличная зарплата, друзья по профессии. Но зарабатывал я меньше, чем в Самаре! В Москве журналисты лучше, чем в Ростове-на-Дону или в Ульяновске. Я стал интересоваться столицей и московским метрополитеном, стал писать про транспорт. Но... неожиданно грянул коронавирус. Сначала мы смотрели по ТВ, как падали в обмороки китайцы, обсуждали этот новый коронавирус, от которого теряют сознание. В московском режиме это казалось чепухой. Я два с половиной часа добирался на работу и с работы. А потом, когда стало понятно, что трудно передвигаться по городу, я сделал небольшое расследование по поводу спекулянтов, зарабатывающих на медицинских масках. Я устроился в курьерскую службу и развозил эти маски. За упаковку масок люди платили сумасшедшие деньги: 12-13 тысяч рублей.
Мне выдали справку, что я могу свободно перемещаться по городу. Бродил по пустой Москве, которая в обычную докоронавирусную эпоху не засыпала, где работали торговые центры, бары, рестораны. А тут я увидел пустую Москву и бродил по ней. Последнее мне впечатление: монорельс, который едет по улице Академика Королева, и я в вагоне этого поезда совершенно один.
А когда я вернулся в Самару, и уезжал сюда на ферму, до станции Жигулевское море, народа в электричке тогда, три недели назад, было больше чем в скоростном поезде Stadler, который идет из Одинцово в Шереметьево. И я понял, что в провинции люди совсем не понимают коронавирусной угрозы. Это я курсировал много где и был в районе Коммунарки и видел, что происходит у больницы. Москва вообще сразу поняла, что это не шутки. А тут люди говорят, что коронавирус, это фейк, чтобы обокрасть народ. Я сам допускаю фейковый подтекст в кампании по коронавирусу. Но, что коронавирус существует, это точно. Я не захотел во время коронавируса сидеть в Москве в четырех стенах и работать на удаленке. Я понимал, что могу оказаться в ловушке без московской прописки, а платить за аренду нужны деньги, и решил уехать. Уезжал я дважды, сначала пытался сдать билет, но в итоге принял решение об отъезде.
Меня поразила атмосфера на перроне Казанского вокзала. Было видно, что люди уезжают из Москвы не на выходные, а на совсем. У всех были огромные сумки. Провинциалы просто бежали, не заплатив за свои арендованные квартиры. На перроне не было ни одного трезвого человека, кроме женщин и детей. Пока мы ехали до Мордовии, из моего вагона за употребление алкоголя высадили четырех человек. За то, что они много пили. Моим попутчиком по купе был парень из Тольятти, он ехал из Севастополя, там работал на стройке, копал котлован. Потом начался коронавирус, и его уволили. Он возвращался из Москвы с большим минусом в бюджете.
Почему я решил стать козопасом? Я всегда был поклонником такого советского жанра, как "журналист меняет профессию" и провел много разных расследований. Вжиться в образ, это легкий способ для журналиста получить информацию изнутри. Многие ошибочно заблуждаются, что журналисты сегодня зарабатывают какие-то деньги. Журналисты сегодня ничего не зарабатывают, поэтому мы имеем такую журналистику в провинции. В этом отчасти виноваты сами журналисты. Оттого и качество материалов, если не на двойку, так на тройку. Поэтому, сидя во время коронавируса в Москве и решая, в какой город отправиться, выбирая между Новосибирском, родным Балаково и Самарой, я вспомнил, что когда-то давным давно, меня познакомили с фермером, который живет на границе Федоровских лугов и Мастрюковских озер под Тольятти. Это самое сердце Жигулевского заповедника. Там еще ежегодно проходит Грушинский фестиваль. Я покупал у этого фермера твердый козий сыр. Сам я очень негативно отношусь к молочным продуктам. Но козий сыр или халуми, я могу кушать. Мне немного помогло, что родители отправляли меня с первого по десятый класс в деревню к бабушке по отцу в Тамбовскую область. Поэтому я не впервые видел коз, овец, баранов, кур, ощущал запахи животных и природы. Так что новая работа была не совсем уж необычной.
— Чего вам не хватает на новой работе?
Теперь у меня другие подопечные: не тридцать журналистов, как раньше в редакции, а козы и бараны
— Наверное, самое важное для меня даже не деньги и женщины, а, как у Наполеона, который любил принимать ванну и делал это шесть раз в день. Единственное неудобство: то, что у меня есть летний душ один раз в день. После удобств Москвы со стиральной машиной, горячим душем с шампунем, бальзамом и зубной пастой, маршруткой, которая довозит до метро, с этими транспортными схемами, первый контраст был немного другой. В Москве в моем районе на маленьком пятне застройки проживало семьдесят тысяч человек, вокруг были двадцатипятиэтажные небоскребы. А сейчас с козами я иду утром одиннадцать километров там, где нет людей. Вечером с работы: те же одиннадцать километров обратно. И я стал лучше ощущать себя физически, я стал крепче и здоровее, находясь на природе, вне мегаполиса. Теперь у меня другие подопечные: не тридцать журналистов, как раньше в редакции, а полсотни коз и примерно двадцать-двадцать пять баранов. Козы молочные, я гуляю с ними после дойки с десяти утра и до семи вечера. Мы гуляем по Федоровским лугам. После трех недель работы могу сказать, что с журналистами проще, чем с козами. Они мягче и гибче. Коза, животное, которое больше напоминает кошку. Она вроде бы с тобой, но когда ей что то ударит в голову, она становится своенравной. Козы доставляют мне много хлопот, особенно в первой половине дня. Первые два часа выгула они ищут пастбище, вытирая только им одним понятную траву, которую они хотят сейчас есть. Первые два часа бегаешь, стучишь палкой. Бить их не надо, они все понимают голосом.
— Как самарские коллеги восприняли смену вами профессии? Завидуют, что вы на природе с козьим сыром или осуждают?
— Мой друг-историк давно уехал жить в лес и несмотря на высшее образование решил посвятить себя физическому труду. И мне тоже кажется, что период пандемии, это прекрасный способ научиться что то делать своими руками. Первую неделю надо мной смеялись все. Даже фермер работодатель, который говорил: "смотрите, как он держит вилы, смотрите, как он держит лопату! Он ничего не умеет!"
Я в какой то момент принял решение не обращать внимания на коллег. Единственный мой ориентир из самарских журналистов: главред "Парка Гагарина" Сергей Курт-Аджиев. Поэтому на то, что кто-то из других коллег пишет язвительно о том, что я стал пастухом или козопасом, мне все равно. Мои коллеги давно в массе своей занимаются в СМИ фашизмом с капиталистическим лицом, пища о партии власти или бизнесменах. Мне честнее быть пастухом, чем журналистом в поисках куска хлеба. За работу мне, кстати, часть зарплаты выдают не деньгами, а натуральными экологически чистыми продуктами.
— Трудно после Москвы оказаться в сельской местности? Меняется ли образ жизни и привычки?
— Я сделал открытие. Если сидеть с десяти до семи в редакции или выпрашивать у подчиненных Воробьева или Собянина комментарий или получить эксклюзив, а потом напрячься, снова найти информповод, написать текст, сдать. А потом когда садишься в маршрутку, понимаешь, как устал и как выжат. Монитор компьютера выжимал из меня все и продуктивность моя была минимальной. Как только я уехал из Москвы и сменил ритм жизни на нынешний, я стал здоровее и у меня появился моральный стержень. Москва ведь живет по принципу:"понедельник-пятницу работаем, в выходные идем в "Красное&белое", до понедельника отдыхаем. Потом все заново. Эта гонка по кругу не всем идет на пользу. Философствовать во время работы мне особо некогда. Но тут плохо ловит сотовый, а значит, в интернете особо не посидишь. Остается смотреть на природу, восхищаться великолепием вокруг.
— Журналистика и блогерство: ваша профессия. Вы сейчас пытаетесь в соцсетях рассказывать о своей работе на природе. Люди читают?
— Ряд моих аккаунтов в соцсетях забанили по жалобам власть предержащих. Я понял, что целая банда чиновников строчит на меня доносы. Оказавшись на ферме я стал писать в живом журнале про местную природу. Количество читателей в Твиттере прибавилось раза в четыре. Определенную роль сыграло и то, что большинство моих подписчиков в Москве, сидят дома. И когда я им показываю прекрасную природу Самарской области, Жигулевские горы, они в восторге. Природа у нас не хуже, чем в Швейцарии. Всех их я приглашаю после режима самоизоляции побывать в Жигулевском заповеднике.
— Журналистика в России в эпоху коронавируса изменится?
— Думаю, весь мир изменится. Пока мы жили в мире Хаксли. После коронавируса мы будем жить в мире Оруэлла, где все будет, как в его книгах.
Бойтесь равнодушия — оно убивает. Хотите сообщить новость или связаться нами? Пишите нам в WhatsApp. А еще подписывайтесь на наш канал в Telegram.
