Есть школьники, которым трудно даются чтение и правoписание, хотя уровень их развития совершенно нормальный. Современная наука называет это явление легастенией (которая включает в себя дисграфию и дислексию). Для детей-легастеников и их родителей школьный этап жизни становится непростым испытанием. Как живётся одной семье легастеника в Казани и такой же семье в Баварии? Об этом — в нашем материале.

Что общего у Квентина Тарантино, принца Гарри и Дженнифер Энистон?

Головной мозг легастеников тяжело воспринимает двухмерные символы — в этом, в принципе, и заключается основная причина легастении. Тем не менее это талантливые во многих областях люди; среди них, например, нобелевcкий лауреат, молекулярный биолог Кэрол Грейдер, режиссеры Стивен Спилберг, Квентин Тарантино и Гай Ричи, предприниматели Генри Форд и Стив Джобс, повар и шоумен Джейми Оливер, художник Пабло Пикассо, актриса Дженнифер Энистон, писатель Джон Ирвинг, принц Гарри и многие, многие другие.

Людей с такими особенностями, по разным оценкам, от 4 до 10%. В некоторых случаях им удается приспособиться к своей особенности самостоятельно, однако многим требуется профессиональная помощь.

Семья первая. Бавария

Год назад рухнул мой мир. До августа 2022 года я считала, что отстающие в школе дети — просто лентяи. Или недалёкие от природы. Ну бывает, ума бог недодал. Или запущенные, родителям которых на них наплевать. Год назад я полагала, что достаточно прилежно делать домашку. Потренироваться чуть-чуть в написании слов, как со старшим сыном. И всё — отличная оценка обеспечена.

Мы так и делали — и тут как гром на голову сын приносит из школы диктант. Из 13 слов он написал верно... всего 3. Как будто и не было упражнений в школе и дома. Это и была моя та самая поворотная точка. До этого момента я думала, что нам просто надо немного больше заниматься. Ещё один диктант... И ещё одно упражнение... Мы, наверное, мало работаем, думала я. Но, глядя на принесенный весь в красных поправках учителя диктант, я впервые задумалась, по тому ли пути мы идем. Может быть, сыну нужна другая методика? Это был конец первого класса, и у меня не хватало опыта понять: эти ошибки — это ещё норма? В конце концов, никто не пишет без ошибок в первом классе. Или у сына и правда проблемы?

Я позвонила нашей учительнице тогда первого класса "С" — внимательной, доброжелательной и, что самое главное, — опытной. Через её руки прошли сотни детей.

— Знаете, — сказала мне фрау Киршнер, — я такого никогда не видела. Чтобы так пропускали слышимые буквы. Чтобы все слова писали вместе, как бог на душу положит, хотя мы их учили. Причём теорию ваш сын знает на зубок, но к практике это не относится.

Учительница рассказала, что в конце второго или начале третьего класса школы в Баварии сами направляют таких детей на проверку — есть ли легастения. Причем разрешения родителей для этой проверки не нужно — их просто ставят в известность. Но мы можем не ждать год, a обратиться к специалисту сами уже сейчас. Она даже посоветовала, к кому именно.

Спустя несколько телефонных звонков Алекс сидел на тесте у фрау Людвиг. Tест длился два дня и был таким сложным, что делать его нужно было с утра, на свежую голову. Проверяли чтение, IQ, объём памяти, концентрацию и многое другое.

Общий IQ Алекса оказался 105 — это абсолютная норма. А вот в области письма его показатели оказались на низком уровне. Грубо говоря, со своей неглупой головой он писал как ребенок, отстающий в развитии. Именно такая разница между этими двумя уровнями и дала возможность поставить диагноз — легастения.

И если в такой ситуации на вопрос "Кто виноват?" врачи, пожимая плечами, говорят "гены" и советуют порыться в памяти и вспомнить, какая грамотность была у бабушек и дедушек, а то и прабабушек и прадедушек ребенка, то вопрос "Что делать?" сразу встает во весь рост у родителя, впервые услышавшего диагноз "легастения". Правда, фрау Людвиг не оставила нас надолго наедине с этим вопросом, выдав нам кипу бумаг и направлений:

— Вот с этой бумагой вам в вашу школу. Она даст Алексу несколько преимуществ, чтобы снять психологическое напряжение. Он освобождается от отметок за правописание. Кстати, это освобождение действует до конца школы и никак не влияет на оценку по родному языку или выбор дальнейшей школы (после четвертого класса детей в Германии распределяют по трем разным уровням школ — "Idel.Реалии"). B Баварии такие дети могут даже учиться в гимназии, а потом — в вузах. Единственный минус в том, что у таких выпускников есть ограничение по некоторым видам профессий: их не возьмут, например, в пилоты.

Также Алексу положено дополнительное время на контрольных. А ещё, если ребёнок не успевает списывать с доски или если списал так, что никто не может это прочитать, учитель обязан сделать копию — или с доски, или с тетради другого ребёнка и дать ребенку-легастенику с собой. Всё это позволяет ему комфортно учиться в его самой обычной школе.

— Да, а еще раз в неделю вы будете заниматься c педагогом-дефектологом (специалист, оказывающий поддержку развития детей с особенностями развития — "Idel.Реалии"), — сказала нам в последнем разговоре фрау Людвиг. — Не знаю, как так вышло, но все наши педагоги-дефектологи — очень милые ребята. У них очень уютно, они быстро находят общий язык с детьми, дети любят к ним ходить на занятия.

Мы с Алексом немножко успокоились.

"Это моя голова такая глупая, почему из неё всегда вылетают все слова?!"

Разочарование и раздражение детей-легастеников в отсутствии поддержки в школе и дома — огромно. Как и другие дети, они с радостью идут в первый класс. Они хотят быть хорошими и получать отличные отметки. Но первые двойки за правописание, насмешки одноклассников и выговоры учителя портят настроение, лишают мотивации и веры в себя. Им бесполезно говорить "ты должен больше работать". Работают такие дети точно не меньше других. Однако после долгих упражнений и диктантов дома в школе на следующий день вылезают другие ошибки — часто такие, которые обычному человеку даже не придут в голову.

У легастеников своя логика: если он пишет, скажем, "кроф" вместо "корова", то он объясняет: ""А" после "К" писать не обязательно, она уже есть, ты же говоришь "Ка". "Р" и "О" я написал. "Ф" тоже есть — как слышу, так и пишу. И последняя "А" тоже уже есть в букве "фА". Какие проблемы?"

Как-то Алексу задали задание на дом — написать небольшой диктант. Давай, говорю, напишем сначала на черновике, а потом в тетрадку перепишешь. Если, думаю, и наделает на черновике ошибок, мы их разберем — и в тетрадь уже напишет без ошибок. Ага, сейчас. Алекс согласился — мы написали диктант на черновик. Не обошлось без ошибок, ясное дело, но мы их разобрали — Алекс кивал и говорил, что все понимает. Успокоенная, я стала диктовать слова на беловик. И тут оказалось, что Алекс наделал ошибок ещё больше, чем на черновике. И даже те слова, что он написал правильно на черновике, на беловике оказались написанными неверно.

— Алекс, — говорю разочарованно, — ну как же так? Ты же уже верно написал это слово в черновик. Почему же ты в беловик-то пишешь неправильно?

Как он расстроился! Расплакался, стал бить себя рукой по голове, причитая: "Это моя голова такая глупая, почему из неё всегда вылетают все слова?!"

Рыдали мы оба. Такие сцены — совсем не редкость у легастеников.

Поэтому, не аттестовывая правописание, им убирают дополнительный фактор демотивации, параллельно начиная работу под руководством педагога-дефектолога над правописанием по методике, специально разработанной для таких детей.

Вторым направлением фрау Людвиг была бумага в югендамт (ведомство по делам молодёжи в ФРГ — "Idel.Реалии"), который в том числе занимается и поддержкой детей с особыми потребностями. Мы с Алексом пришли на приём к милой фрау Ланге, которая познакомилась с ним, расспросила о его жизни, наших проблемах. Особое внимание она уделила вопросу, насколько ребёнок страдает в школе из-за легастении: дразнят ли его другие дети, есть ли у него друзья в классе? По итогам разговора фрау Ланге объявила, что даёт нам направление к специалисту по работе с легастениками, выдав список из трёх-четырех таких специалистов. Я должна была сама им позвонить и спросить, берут ли они нас на терапию.

Плюс в направлении югендамта к такому педагогу-дефектологу в том, что ведомство даёт гарантию качества: они проверяют квалификацию специалиста, прежде чем заключить с ним контракт на сотрудничество. Мы получили направление на 30 занятий. Если их не хватит, педагог-дефектолог пишет отчет о работе в югендамт, и нам продлевают направление еще на 30 занятий — в итоге это больше года! Все занятия оплачиваются государством, дефектолог каждый месяц выставляет счёт прямо югендамту; я как мама только расписываюсь по итогу месяца в списке занятий, подтверждая таким образом, что ребёнок реально занимался в указанные дни.

Так мы попали к фрау Петерс, нашей доброй фее. Что меня приятно поразило — это скорость. С момента разговора с учительницей до момента, когда мы пошли на первое занятие к специалисту, прошло всего около двух месяцев. Вся процедура постановки диагноза и выдачи направлений напоминала хорошо отлаженную машину. Каждое звено грамотно отработало свою программу и четко — со списком, по пунктам, как, к кому и куда — направляло нас на следующий этап.

С тех пор прошёл уже год, за который фрау Петерс — эта милая женщина и отличный профессионал — помогла Алексу преодолеть демотивацию и горе в школе. По родному языку по итогам второго класса у него — даже "хорошо", а сам Алекс говорит, что немецкий — его любимый предмет. Всё это было немыслимо год назад! A мне фрау Петерс помогла понять, как мыслят такие дети, что можно от них требовать, а что — нет (или пока нет), как с ними работать.

Oт слов остаются руины

При всей стихийности ошибок в действиях и написании легастеники — независимо от того, русский у них родной или немецкий — делают типичные ошибки.

Например, легастеника можно узнать по тому, что он:

• пишет слова вместе, без пробелов;
• гласная у него "съедается" согласной;
• пропускает гласные, опускает окончания или целые концовки слов.

"Алекс, напиши, пожалуйста, на доске, как у тебя сегодня дела", — попросила фрау Петерс Алекса в одну из первых встреч.

Алекс написал: "mr gts gut" вместо "mir geht es gut".

Ясно, сказала мне фрау Петерс. Наш ребёнок.

— Но почему он пишет именно так? — спросила я.

И фрау Петерс объяснила:

— В слове mr "съела" i, потому что для Алекса она уже есть в букве "m".

Кстати, уча детей буквам, мы сами невольно им это вдалбливаем, называя буквы, а не звуки: "Пе", "Эм", "Бе", "Ве". Перестаньте это делать, просит родителей фрау Петерс, называйте только согласные: "m", "b", не прицепляйте к ним гласные.

В слове "geht", продолжила фрау Петерс, та же проблема: буква "е" уже есть, по логике Алекса, в буквe "g" (мы же и говорим: "Ге"). "H" не слышно — значит, её нет. Ну и "geht es" вместе написал.

• буквы и даже целые слова пишутся зеркально, буквы переставляются местами;
• звонкие согласные заменяют глухими, путают буквы, которые пишутся похоже. Mогут написать вместо "варежка" — "барешка" ("в" на "б" заменить, "д" на "б", "ж" на "ш"). Алекс до сих пор — уже в начале третьего класса! — путает на письме и при чтении "b" и "d";
• у родителей часто бывает такое ощущение, что при длительных паузах в занятиях (например, после летних каникул) происходит "сброс до заводских настроек" — и ребёнок опять начинает делать ошибки, которые мы, казалось бы, уже давно побороли. Так, после пасхальных каникул (всего-то две недели!) Алекс опять начал писать все слова вместе. Правда, чтобы справиться с этой проблемой, нам потребовалось меньше времени, чем в первый раз. Это как со спортом: человеку, который занимался, скажем, бегом, бросил по какой-то причине и опять начал заниматься, понадобится меньше времени, чтобы прийти в форму, чем человеку, который начинает заниматься впервые. Так что всё не зря.

В Германии есть несколько методик работы с легастенией. Фрау Петерс посоветовала нам методику IntraActPlus авторов Янсена, Штрайта и Фукс, бесплатно выдав пятикилограммовую папку с материалами для работы дома. По ней Алекс должен был:

• Заново учится читать, чтобы убрать из согласных гласные (все эти "бЭ" и "гЭ");
• Параллельно ускорить чтение, чтобы не преодолевать каждую букву отдельно, а читать словами, что достигается практикой. И специально построенными текстами, в которых некоторые слова или даже предложения намеренно повторяются несколько раз. Плюс к этим текстам фрау Петерс даёт нам специально разработанные книги. В них — захватывающие детективные истории, с самого простого уровня до уровня продвинутого читателя. Буквы во всех таких книгах большие, как и расстояние между строчками, в текстах идёт намеренный повтор слов и оборотов ("Дети решили пойти к бабушке. Когда дети пришли в бабушке...").
• Также мы писали диктанты, построенные по тому же принципу повтора слов, как и тексты для чтения ("Тим купил два яблока. Сузанна купила три яблока. Теперь у Тима и Сузанны пять яблок. Мы дадим папе два яблока. Мы дадим маме три яблока"). Cначала простые, затем они становились всё сложнее. Перед каждым диктантом разбирали карточки с написанными на них ключевыми словами.

Эта папка всегда лежит у нас дома. Мы принесли её к фрау Петерс только один раз: показать, как мы работаем, чтобы удостовериться, что мы всё делаем правильно.

Свои занятия педагог-дефектолог строит по другим источникам. У неё богатая тематическая библиотека, собрание дидактических материалов и игр. Фрау Петерс занимается с Алексом индивидуально, полностью выстраивая задания под его потребности. Бывало, она меняла план, выслушав, что у нас плохо получаются текстовые задачи по математике. Иногда дефектолог играет с Алексом в игры на концентрацию внимания, игры со словами (придумать рифму к слову и записать оба). В ходу у них также рабочие тетради, диктанты. Иногда они даже делают школьные домашние задания: педагогу-дефектологу важно знать, какие темы они сейчас проходят в школе — с учётом этого она строит занятия.

Работа в тесной связи школьного учителя и педагогa-дефектологa

За прошедший год фрау Петерс несколько раз разговаривала и с учителем Алекса. В начале учебного года они обговорили, как облегчить его работу в классе. Например, договорились давать ему при чтении лист белой бумаги, чтобы закрывать те строчки в тексте, которые он ещё не прочитал. Это очень облегчает чтение легастеников. Также фрау Петерс посоветовала учительнице следить за тем, чтобы Алекс проговаривал слова при написании, что тоже сильно снижает количество ошибок. Наша учительница охотно поддержала все предложения — тем более, что ей это было несложно.

Советы фрау Петерс

Много хвалить, никогда не ругать — принцип работы фрау Петерс. Она считает, что похвалой можно добиться намного большего, чем руганью. Окрыленный ребёнок — да и родитель — свернёт горы. Если же есть повод для критики, то она должна быть конкретной, уважительной, конструктивной. "Лучше делать так" — и объяснить, почему лучше.

Занятия не должны превращаться в бездонную бочку. Обговорить с ребенком объем, завести таймер на 10 минут. После этого — все. Никаких "давай еще чуть-чуть позанимаемся". Эффективнее — каждый день по 10 минут, чем час раз в неделю.

За этот год я научилась находить время даже тогда, когда его, кажется, вообще нет. Но ведь найти пять минут, чтобы прочесть две страницы букв даже в самый загруженный день — можно? Можно. А больше и не надо. Лучше меньше, зато каждый день. Это и стало нашим принципом.

Когда я прихожу с сыном на очередное занятие и покаянно говорю, что мы могли бы работать больше на этой неделе, фрау Петерс мягко меня успокаивает: "Вы работали столько, сколько могли. Вы всё равно движетесь дальше".

Семья вторая. Казань

О жизни легастеника в Казани "Idel.Реалии" согласилась рассказать Мария (ее имя и имена ее родных изменены по просьбе интервьюируемой, настоящее имя известно редакции). Легастения — у её дочери Алёны, сейчас девушке 20 лет.

Мария листает работы дочки из начальной школы:

"Вот смотрите, типичные ошибки: "yпражТение", "летУт", "выйдеЩь", "знаки преТенания", "нОмне" (вместо "на мне"), "ностример" (вместо "например"), "леДят". Вот работы более поздние, уже пошла коррекция, ошибок меньше, но они все равно особенные: "неоБнозначна". Вот тут лишние буквы: "ЛеоЮнардо да Винчи", "основная Дмысль", "проезвение" вместо "произведение".

Корову она могла бы написать нормально, могла бы пропустить буквы или написать короДа. Тут особенность в том, что логики у ошибок нет совсем. Работы, которые я показываю, — результат трех лет ежедневного труда по три-четыре часа только над письмом. То есть сильно не начало. Видно, что много исправлений, тоже такой звоночек. A в конце первого класса скорость чтения была 6 слов в минуту!

Это не случайные ошибки или какая-то невнимательность, а такая работа мозга. Для сравнения совершенно непедагогично приведу в пример младшего ребенка — он начал читать, едва ему исполнилось четыре года. Научился сам. В пять он читал очень бегло, с большим удовольствием и много, сам научился писать печатными буквами. В пять лет научился читать на немецком и английском языках, рассматривая визуальные словари, которые я приобретала для старшей. Просто спрашивал, как прочитать. Так и пошло".

Как мы поняли, что это такое

"Я заметила, что дочь в первом классе не успевает за классом. Каждый день они проходили один разворот учебника по каждому предмету — русскому языку, математике, окружающей среде. А у моей из всего разворота сделано только одно задание. Или в классной работе в тетради написала за весь урок две строчки. И учительница нам пишет: "Мало успела". Или вместо отметки ставит "см." — мол, она видела работу, но оценивать тут нечего.

У психологов мы не консультировались. О чем консультироваться y детского врача? Ребенок здоров. Скорость чтения шесть слов в минуту таблетками же не лечат. Диагноз — какой бы то ни было — старшей моей никто не ставил. И я этому очень рада. Пользы от этого диагноза было бы меньше, чем вреда. Учителя же в своем большинстве педагогику сдали когда-то. Кто как сдал. Ну, и забыли. И легастения, дислексия, дисграфия у них где-то стоят рядом c олигофренией. А уж когда познакомилась с другими мамами, у которых дети были ровно с такой же особенностью, то вообще обрадовалась, что такая мысль не пришла в голову. Те, кто обратился к психологам, были направлены на специальные психолого-врачебные комиссии, которые действуют при поликлиниках — и их детей определили в коррекционные школы.

Никакой коррекции, конечно, там нет. Они до 9 класса, по сути, просто учат программу началки. Так талантливым, абсолютно нормальным детям навсегда зарубается будущее. И настоящее тоже. Если эти дети на момент решения учатся в музыкальной или художественной школе, то после постановки "диагноза" их просят на выход. Не быть этим детям ни "генри фордами", ни "cтивами джобсами", потому что после коррекционной школы они не смогут поступить ни в какой университет, да и в училище тоже вряд ли. Их просто не учат.

Понимаете, из любого ребенка — даже гениального — можно сделать идиота (тут я это слово употребляю как медицинский термин), для этого с ним надо просто не общаться, не заниматься — и нейронные связи, необходимые для развития личности, умрут. А восстанавливать их современная медицина не умеет. Если говорить не про такие крайности, то я приведу более простой пример. До революции среди простых крестьян было совершенно неестественно мало выдающихся поэтов, писателей, ученых, изобретателей, а среди дворян — много. Как так? А крестьянских детей не учили. Им же надо было в поле работать, а не книжками "баловаться". Вот тебе и результат. В общем, большое счастье, что я молчала про проблему, наблюдала и искала решение самостоятельно.

Учительница рекомендовала больше заниматься, говорила, что девочка ленится, что она ничего не успевает. Позже выяснилось, что сама педагог боролась с ленью, поднимая мою дочь перед классом и позоря ее перед всеми. Oдноклассники быстро восприняли это как разрешение на буллинг, чем и воспользовались.

И это в школе, которая считалась тогда в Казани очень хорошей. Я пошла разбираться к директору, но ничего не добилась: "Это же дети". Вот и весь разговор. Травля неуспевающих учеников и их родителей — в принципе, самое частое явление. Знаете, в первую очередь, о травле своих детей говорят родители дислексиков, именно это основная причина, по которой они соглашаются перевести детей в коррекционную школу. Жалуются на избиения, пачканье и порчy одежды и вещей, насмешки, бесконечные унижения как со стороны одноклассников, так и со стороны учителей. С буллингом в наших школах не просто не умеют работать — не хотят даже пытаться этому учиться. A зачастую и с удовольствием его инициируют и поддерживают, потому что это удобно — разбираться с неугодными учениками руками детей.

Быстро стало ясно, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Я забрала дочь на семейное обучение и начала сама с ней заниматься, пытаясь понять, что тут не так.

Нашей семье повезло, что я педагог. Я точно знала, что ответ у этой задачки должен быть, что моя дочь умная, талантливая девочка, которая по какой-то причине оказалась в трудной ситуации. Пришлось перелопатить кучу разной литературы, а потом я наткнулась на книгу Рональда Дейвиса "Дар дислексии" — и тут до меня дошло, с чем именно мы имеем дело. Его методика нам очень помогла. Начальную школу моя дочь закончила с отличием. Среднюю школу она закончила со средним баллом 4,5. Кроме того, она закончила музыкальную школу.

Сейчас ей 20. Читает она не слишком быстро, но вполне хорошо и получает от этого удовольствие, пишет грамотно. ЕГЭ сдала замечательно. Но чего нам это стоило! Это ни с чем не сравнимо. Мы вместе прочитали все (!) учебники по всем предметам с 1 по 11 класс. Очень часто мне приходилось заменять школьные учебники на другие. Вы не представляете, каким отвратительным языком написаны многие учебники! А некоторые — например, по географии Татарстана за 9 класс — просто рекордсмены: хуже и неинтереснее написать уже, наверное, никто не сможет.

Итого из одиннадцати школьных лет Алёна была на семейном обучении шесть. И именно это время было самым продуктивным и менее стрессовым. Мы в силу разных обстоятельств сменили три школы. И в каждой школе одно и то же. И все они были элитные, в крупных мегаполисах. А что же происходит в, так сказать, простых школах?

Опишу, например, наше взаимодействие с учителями разных языков. Это был наш отдельный "волшебный" пункт в приключениях дислексика и его родителей. Дело в том, что при изучении каждого нового языка (например, английского) адаптационную настройку надо начинать с начала. Навыки сбрасываются до нуля, до заводских, так сказать, настроек. Кроме того, в состоянии стресса легастеник может вдруг на некоторое время разучиться читать. Что ей делать? Она отказывается читать вслух, а учитель даже не вникает, почему. Он ставит двойку за двойкой. Индивидуально разговаривать бесполезно. Я пыталась. Учителя такие объяснения не воспринимают, они ставят ярлыки "слабый ребенок", "троечник", "туповатый", "медлительный" и т.д. Представления о том, какая гигантская работа стоит у легастеника за "простым" умением читать, у учителей нет совсем. Hет представления о методиках работы с такими детьми, зато есть желание, чтобы "такие" дети были "не в моем классе". Вы не представляете, чего я только ни услышала о дочери, когда она самовольно ушла домой c подготовки к ОГЭ, потому что ей было неприятно выслушивать гадости о себе и придирки! ОГЭ по английскому она сдала на отлично. Но чего это стоило! И все это не благодаря школе, конечно, а вопреки.

Доброжелательность, уважительное отношение к детям не было встречено ни в одной школе.

Мы никогда никому не говорили об Алёнкинах особенностях. Она очень тихая, молчаливая барышня, вся в себе. Ее нестандартность — в некоторой медлительности, которая осталась после нашей титанической коррекционной работы. Но это тоже не нравилось учителям. У нас же почему-то считается, что надо думать быстро, а не правильно. Во всех школах очень чувствовалось нежелание работать с нестандартным учеником, стремление типизировать его и подгонять потом отметки под определенную ему категорию. Сколько раз я слышала про то, что ребенок "слабый", а потом этот "слабый" ребенок становился призером школьной олимпиады по этому же предмету, а бывало, что и городской.

Однако определение "слабый ребёнок" — непрофессиональное. Слова "помочь" наша школа не знает в принципе. Она только умеет перекладывать свою работу на других — на родителей, на репетиторов. И деньги собирать за так называемые допзанятия. Классе в шестом, наверное, одна учительница по английскому языку мне написала, что моей девочке надо прийти в субботу шестым уроком к ней проработать дополнительно тему. Я даже удивилась. А потом после занятия получила сообщение: "Суббота у меня нерабочий день, поэтому с вас 400 рублей за занятие". Это принцип другой, понимаете? Если помогать, то деньги же не заработаешь.

А родители — не педагоги. Они не должны преподавать. Они не знают и не должны знать, как научить. У людей закономерно не получается, и они пытаются изменить ситуацию насилием — орут, унижают, лишают ребенка чего-то важного, бьют. Ситуация меняется, но не так, как хотели из добрых побуждений. Случается самое страшное — и самые дорогие люди (родители и дети) постепенно становятся друг другу чужими, они утрачивают доверие и уважение друг к другу.

У нас же легастеники — унтерменшен. Недочеловеки. Плюс к этому очень часто взрослые не считают детей за людей и по-хамски с ними обращаются в той же школе. Все эти "сядь, я сказала" — а ко взрослым так не пробовали обратиться? Все эти хамские фразочки советских учителей, типа "а голову ты дома не забыл?" — они же, по моим наблюдениям, никуда не делись, а плавно перешли в новое поколение учителей.

И пока не будет уважения людей друг к другу — ничего не поменяется. Чтобы предложить помощь другому, нужно его уважать. Посыл должен быть не "я одна, а вас много", а "чем я могу тебе помочь?".

Сейчас, по прошествии лет, я сразу вижу работу легастеника, отличаю её от работы обычного неуспевающего ученика. Мне очень жаль, что у нас так устроено образование (да и взаимодействие между людьми в целом), что помощи этим детям и их родителям в подавляющем большинстве случаев ждать неоткуда. Плюс система оценивания подливает масла в огонь. Все сравнивают своих детей с чужими, гонятся за оценками.

Как педагог я убеждена, что существующая система оценивания — это пережиток прошлого, она утратила актуальность. Ведь нам — обществу — нужен человек, который достаточно знает для того, чтобы профессионально и хорошо выполнить свою работу. И мы либо допускаем его к профессии, либо нет, если он не добрал баллов до нужного уровня. В этом смысле, на мой взгляд, наиболее близок к идеалу теоретический экзамен на права — либо сдал, либо нет. И, конечно, экзамен нельзя сдавать учителю, который учил данного ученика, чтобы исключить оценки самому себе и тесты на лояльность. И эту систему оценивания надо менять, начиная со школы. Имеет ли принципиальное значение, на "3" или на "4" знает ученик? Я считаю, нет. Получая оценку, ребенок сравнивает себя с другими, а он должен сравнивать себя только с собой. Вот скажите, какая машина лучше — гоночная или грузовичок? Гоночная машина быстрая, зато грузовичок перевезёт больше груза. Они обе классные, но для разных целей. И особенно этот подход чувствителен для детей-легастеников и для особо одаренных ребят. И тем, и другим нужен особый подход, особое внимание по отдельным предметам. И там, и там от педагога требуется иной уровень преподавания и знание методик как диагностирования, так и работы с этими детьми.

Постиндустриальное общество основано на интеллектуальном труде. Сила каждого в нем — в непохожести на других. Нужно не пытаться нагонять других в том, что не является твоей сильной стороной, а развивать то, в чем ты лучший. Чаще всего легастеники сильны в организации дел, в коммуникациях, в дизайне, они хорошо ориентируются в распределении задач в крупных проектах. Вот и надо позволить им показать свои самые сильные качества. Ведь задачей образования должно быть — не уравнять всех, а научить человека жить с данными ему способностями, научить решать свои проблемы самостоятельно, не чувствуя себя ущербным. В случае с легастениками это вообще не вопрос — сегодня есть те же программы и приложения, которые исправляют ошибки, которые могут написать любой начитанный текст. Непонятно, зачем мы продолжаем трепать друг другу нервы из-за того, что выеденного яйца не стоит.

Я уж молчу про нашу порочную практику открыто обсуждать в школах учеников на родительских собраниях. Их просто не должно быть. Единственный возможный формат — это встреча учителей с родителями и учеником. Индивидуально. Публичное же обсуждение достижений учеников класса всегда превращается в шейминг одних и восхваление других. Такая своеобразная выставка достижений народного хозяйства. Одни гордятся, другие испытывают унижение. И это приводит к дискомфорту дома последних, потому что накрученный родитель потом приходит домой и срывается на ребенке, который, по мнению учителей-"профессионалов", ленится, отвлекается и т.д. Ребёнка наказывают, заставляют учить ещё больше, лишают того и сего. А ситуация лучше не становится; напротив — она все хуже и хуже. И помощи ребенку чаще всего ждать неоткуда. Его "неграмотность" не зависит от его желания или количества работы, которую он проделал. Чтобы помочь ему, необходима, прежде всего, спокойная обстановка, специальные упражнения и доброжелательность окружения. Общий подход ко всем ученикам здесь неприменим: мы же не сравниваем скорость полета подводной лодки и самолета, потому что подводная лодка не летает.

Вообще, если подумать, если вспомнить собственные школьные годы, то получается, что почти все мы сталкивались в своей жизни с легастениками. Просто не знали, что это такое. В школе я сидела за одной партой с мальчиком, которому тяжело давалась учеба. Очень долго он читал крайне медленно и по слогам, иногда по буквам, писал с дикими ошибками и всегда просил посмотреть написанное им, показать, где у него ошибки. Я показывала, он, вздыхая, их тихонько исправлял. На 8 марта он подарил мне красивую открытку с тюльпаном, которую сам подписал: "Желаю счастья в трубе". Слова "желаю"и "счастье" были написаны слитно. Сейчас я вижу, что определенная степень дисграфии у него, конечно, была. Он был добрый, интеллигентный, но учился плохо, учителя его не жаловали. "Слабый ребенок". И это определило его судьбу. Очень несчастную, к сожалению.

Но когда мы были маленькими, ни мы, ни учителя ничего не знали и не могли знать про легастению и что с ней делать. Сегодня исследований и литературы — тонны, отличных методик — горы. И у меня совершенно нет разумного объяснения, почему мы продолжаем сливать жизни наших детей в унитаз".

Точка зрения авторов, статьи которых публикуются в рубрике "Мнения", не отражает позицию редакции.

Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Что делать, если у вас заблокирован сайт "Idel.Реалии", читайте здесь