В Йошкар-Оле несмотря на отказ проекта "Точка кипения" предоставить площадку, прошла публичная лекция известного правозащитника Андрея Юрова. Фрагменты его выступления читайте в репортаже "Idel. Реалии".
1999 год
Исполнились полные 30 лет моего правозащитного стажа. И у меня родилась такая печальная шутка: когда я начинал, за это ещё сажали, а сейчас за это снова сажают. Я был свидетелем полного цикла развития правозащитного движения: видел, как всё начиналось, наблюдаю, как всё заканчивается. Ну, надеюсь, что не заканчивается. Но по тому, что наблюдаю — всё довольно печально…
Когда я начинал, за это ещё сажали, а сейчас за это снова сажают
Я смотрю на всю эту штуку чуть шире, поскольку работаю на всём постсоветском пространстве. Неплохо знаю, что происходит в Беларуси, Украине, Молдове — с одной стороны. С другой стороны — в Центральной Азии. С третьей стороны — в Китае. Конечно, я обращаю внимание, как сама идея прав человека потихонечку превращается в какой-то пустой разговор. Всё чаще права человека используют тираны, другие политики, популисты. Язык прав человека всё больше становится языком демагогии, либо каких-то вообще странных вещей.
Ровно 20 лет назад, как раз в это время происходили бомбардировки Белграда, силами НАТО, во имя прав человека. И это, конечно, создало совершенно новую дискуссию. Потом, во имя прав человека, в сентябре того же 1999 года федеральные власти начали чеченскую операцию. Всё во имя прав человека. В 1999 году закончилась европейская наступательная демократическая, правозащитная, либеральная мысль. Этот год, эти события сломали эту прекрасную эпоху и началось торжество силы.
"Меня уже пора репрессировать?"
В нашей стране, кроме традиционных прав человека есть большие проблемы с правом. Мы не знаем, какие будут завтра законы — не можем предсказать свою жизнь. Не знаем, как нынешние законы будут применяться. Мы всё время живём в состоянии марта 2014 года, это время моих визитов в Крым: когда тебя в любой момент могут арестовать. И я не знаю, за что. Мне потом объяснят, за что. Ну, или я должен вести полностью частную жизнь: не заниматься ни правами человека, ни чего не говорить. Если я веду активную социальную жизнь, то я не знаю, где я уже перешёл границу — меня уже пора репрессировать, а где ещё нет. Нет никаких критериев.
Допустим, одних сажают, когда они говорят, что Крым был аннексирован незаконно. А Ксения Собчак вслух это говорила на президентских выборах в прошлом году. И ей ничего не случилось.
Если я веду активную социальную жизнь, то я не знаю, где я уже перешёл границу
Я помню, в моей ранней молодости в советское время все эти разговоры на кухне, о том, что от нас ничего не зависит, что Советский Союз вечен и так далее… Вот я сейчас чувствую, вот это так называемое чувство выученной беспомощности. Оно сейчас сформировано у значительного числа россиян. Чего не было в "ужасные, кошмарные 1990-е годы". Это когда люди просто не понимают, не знают, что с ними сделают. В этом смысле в Советском Союзе всё было очень предсказуемо. Это я не к тому, что в Советском Союзе было хорошо — ничего хорошего там не было.
О Европейской конвенции
Права человека были придуманы после Второй мировой войны для того, чтобы защитить нашу свободу. Для меня права человека, при всём уважении ко "Всеобщей декларации прав человека", реальные права человека начинаются с Европейской конвенции (1949-1950 гг.). Потому, что многие европейцы были очень разочарованы, что получилась красивая бумажка, имеющая безусловную моральную ценность. Но бумажка. Её невозможно никак применить. Членам Совета Европы нужно обязательно (в отличие от членов ООН) ратифицировать Европейскую конвенцию. Когда говорят, что решение Совета Европы, Европейского суда носит рекомендательный характер, это полная чушь. Это абсолютно обязательное строгое международное право.
Понятно, что эта концепция, чья задача защитить отдельного человека от государства, работает только в тех случаях, если государство более-менее прилично. То есть прислушивается к мнению международных организаций с одной стороны и гражданского общества — с другой.
О кризисе системы международного права
Это кризис, с одной стороны неработающих структур. Многие государства говорят — у нас собственные суверенные системы, вы нам вообще не указ. Кстати, два самых главных актора, которые на международном уровне заявляют, что им плевать на ООН и международное право, это как раз не Россия. Это Китай и Соединённые Штаты. Две самые крупные экономики. Китай вообще заявляет, что нам чихать на ваши фундаментальные права человека. Мы хотим в Уйгурском автономном округе создать 10-миллионный концлагерь, мы его создадим.
Точно также делают Соединённые Штаты. Они не ратифицировали ни одного дополнительного протокола, ни один международный механизм для них не действует. Кроме ОБСЕ, который на самом деле скорее политический институт, чем правовой.
В этом смысле Россия далеко не самый дурной актор, подрывающий основы международного права.
Это состояние, когда торжествует не сила права, а право силы. Часто многие говорят, имея ввиду развал международного права, что мир вернулся даже не в 1918-й год (когда была создана Лига наций), а в 1814-й год (к Венскому конгрессу). То есть, мы вообще в геополитическом смысле в XIX веке. Вторгаться или не вторгаться в Сирию — давно принимают решение отдельные блоки. ООН к этому не имеет отношения.
О новых вызовах
Есть серъёзные новые вызовы, скажем искусственный интеллект. Например, уже через десять лет здесь у вас будут новые машины с искусственным водителем. А вы не будете знать, какая у него программа — спасать выбежавшего на дорогу ребёнка, женщину на обочине, или клиента, который заплатил. Вы не будете знать. А это про права человека.
Сейчас много говорят даже не о глобальном потеплении, а о глобальных изменениях климата. Если так дело дальше пойдёт (как прогнозируют), то примерно треть человечества лишится возможности жить там, где они сейчас живут. Что мы собираемся делать с миграцией? Строить стены, как в Мексике или топить всех под островом Лампедуза?
Поэтому, когда мне говорят, что концепция прав человека устарела, я готов с этим согласиться. Наверное, да. Потому, что она не работает. Для меня устарело всё, что не работает. Непонятно, что вместо неё предложить.
Опять про 1990-е годы
Для меня 1990-е годы — это про разнообразие. Был постепенный рост в правозащитной сфере. Появлялись различные организации. У нас в Воронеже была огромная очередь из студентов юрфака и студентов юридического колледжа. Они хотели у нас пройти стажировку. Вы понимаете, если сейчас у нас к правозащитникам приходят на стажировку какие-либо студенты-юристы, то они просят: "Только пожалуйста, никому не говорите".
Я помню, какой был массовый митинг против строительства атомной электростанции. Было мощное антивоенное движение, мощное студенческое движение, антифашистское движение. Ничего не осталось. Я могу перечислить всё, что умерло к середине "нулевых".
В 1990-х была прекрасная телевизионная программа "Куклы". Где можно было ржать над президентом. Это очень важная штука. Та страна, где можно смеяться над президентом — она свободная. Страна, где вводят уголовное наказание за неуважение к власти — это авторитарная страна.
В 1990-е годы были очень серьёзные переговорные процессы между властью и обществом, когда власть была вынуждена считаться с тогда существовавшим довольно сильным гражданским обществом. В Воронеже в 1990-е была неформальная общественная палата (задолго до создания нынешней Общественной палаты). Она вызывала губернатора и других чиновников на ковёр, с ней вынуждены были считаться. Это была переговорная площадка.
Про милитаризм
Я очень хорошо помню одно выступление нынешнего пресс-секретаря "Роснефти" Михаила Леонтьева по телевидению. Он ежедневно выступал по телевидению (Михаил Леонтьев – экс-ведущий телепрограммы программы "Однако"). В начале второй чеченской войны в 1999 году он сказал примерно следующее: "Если в этот раз мы не войдём в Грозный, не победим — значит гибель наших мальчиков в девяносто четвёртом — девяносто шестом была зря". Это был чудовищный, невообразимый милитаристский накал. Когда я это слышал, то понимал — это всё, нам конец. Страна избрала путь милитаризма, шовинизма, ксенофобии. Это каждый день было по центральным телеканалам. Война оправдывалась всё время. И я понимаю, что если двадцать лет оправдывать войны, насилие и так далее, то рано или поздно ситуация будет такой, какая она есть. За это время прикрылось очень много свобод.
О будущем
На протяжении последних пяти лет я говорю, что на уровне Совета Европы, а желательно — ОБСЕ, должна быть создана комиссия по вопросам защиты прав человека при разработке искусственного интеллекта. Мне пять лет говорят, что это неактуально. А уже разрабатываются военные дроны, военные роботы. Когда возникнет такая группа экспертов, юристов, аналитиков, которая скажет: "Ребята, нужны международные конвенции". Мне все говорят: не сейчас. Когда эта необходимость возникнет, будет поздно. Возможно, третья мировая война будет вестись как в "Матрице" или "Терминаторе". Я боюсь, что мы именно это будущее сейчас готовим. Потому, что не хотим думать о будущем. Я не понимаю с кем об этом говорить. Политики на Западе не хотят об этом говорить. Их интересует только электоральный цикл. Политиков здесь — их интересуют только очередные трубопроводы. Я не вижу акторов, которые готовы это обсуждать. И от этого у меня тоска смертельная — человечество идёт к гибели и не хочет ничего сделать.
"В обществе нет правозащитной консолидации"
Говорили, вот дальнобойщики объединятся, будут протестовать против "Платона". И что? Ничего. А вот если пенсии отнимут? Ничего. Нет потребности в гражданских действиях.
Нет ни одной петиции правозащитного характера, которая бы набрала более 100 тысяч подписей. Люди никак друг с другом не связаны. Каждый живёт в своём информационном пузыре, в соцсетях. И то, что нет никаких массовых гражданских движений, это очень удобно. Любой власти удобно иметь дело с атомизированным обществом. Тогда с ними можно не считаться. Пока нет гражданских институтов, с этими людьми можно делать всё, что угодно. У нас нет культуры гражданских коалиций. Если мы посмотрим на российский XIX век, то увидим скорее культуру радикальных политических движений, антирежимных. Никто не пытается создать движение по контролю за властью. Все сразу хотят с бомбомётами. Это плохо.
Есть политическая сфера, политические активисты. И с ней всё неплохо. Есть благотворительный сектор, в котором всё тоже неплохо. А между ними есть гражданский неполитический сектор. Который задаёт любой власти рамки, ограничения. Это правозащитники, экологи, антикоррупционеры, городские активисты. Они в диком провале. Когда пытаешься ставить рамки для власти, это для неё, возможно, самое опасное. Она не хочет, чтобы так было.
Об Андрее Юрове
Международный правозащитник, философ, соавтор концепции "гуманитарного антифашизма/Human Integrity". Почётный президент международного Молодёжного Правозащитного Движения, глава Международной наблюдательной миссии, член Наблюдательного совета международного контроля за ситуацией с правами человека в Беларуси, директор по стратегическому развитию Московской Хельсинской Группы, эксперт Совета Европы, член Экспертного совета при Уполномоченном по правам человека Российской Федерации, член совета Международной гражданской инициативы для ОБСЕ, член Наблюдательного комитета Международной сети Eurasia — IDEA.
Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Говорим о том, о чем другие вынуждены молчать.
