В феврале 1937 года университетский преподаватель, журналист "Красной Татарии" 32-летняя Евгения Гинзбург вошла в здание НКВД на Черном озере в Казани. Ненадолго, как заверил её по телефону следователь. Чтобы "всего лишь" получить кое-какие сведения. Улицы любимого города не из-за забитого досками окна тюремной камеры Гинзбург увидит только через 18 лет. А еще через 12, в 1967 году, в Милане выйдет её "Крутой маршрут" — самая, наверное, известная в мире книга о судьбе женщины в сталинских лагерях.
Евгения Гинзбург вспоминала, что 1937-й год для нее начался 1 декабря 1934 года. В этот день убили Кирова. Тогда в кругах региональной элиты — а семья Евгении Гинзбург к ней принадлежала, Павел Аксенов, за которым она была замужем, занимал высокий пост в обкоме — первый раз повеяло страхом. Но тогда, писала Гинзбург, и она, и Павел Аксенов, и многие их друзья, знакомые, коллеги были слишком наивны и догматичны, чтобы поверить, что начинается что-то страшное, что оно продлится почти два десятилетия, и будет зависеть от воли одного человека.
"Много разных чувств терзало меня за эти годы. Но основным, ведущим было чувство изумления. Неужели такое мыслимо? Неужели все это всерьез?".
Но не пройдет и трех месяцев, как в феврале 1935 года домой к Гинзбург неожиданно придет профессор Николай Эльвов, вместе с которым она работала в казанском пединституте и в редакции "Красной Татарии". Статью Эльвова о 1905 годе для "Истории ВКП (б)" незадолго до этого публично осудил Иосиф Сталин. Профессор, с изменившимся от ужаса лицом, будет говорить, что Евгения может пострадать за связь с ним. Она не поверит.
"Вы не понимаете момента. Вам трудно будет. Еще труднее, чем мне. Прощайте", — скажет он напоследок.
Профессор Эльвов окажется прав. Вскоре на партийном собрании в редакции "Красной Татарии" Гинзбург обвинили в том, что она не разоблачила контрреволюционера и троцкиста. На этом собрании Евгения "впервые столкнулась с тем нарушением логики и здравого смысла", которому "не уставала удивляться в течение всех последующих 20 лет". Время, предшествовавшее аресту, особенно последние месяцы, она будет вспоминать как самое ужасное в жизни. Намного хуже всего, что случилось потом (за исключением, может быть, известия о смерти старшего сына Алеши в блокадном Ленинграде).
"Нервы готовы были сдать. Преследовала настойчивая мысль о самоубийстве".
В течение всего времени, прошедшего от собрания до ареста, Евгения Гинзбург будет пытаться доказать свою невиновность. Хотя вскоре станет ясно, что попытки эти обречены. Ей запретят преподавать. Исключат из партии. Свекровь, рязанская крестьянка, будет умолять ее уехать на время в деревню. Затеряться. Переждать. Потом выяснится, что многие из ее круга так и сделали. И не прогадали. Как, например, бывший ответственный секретарь казанской газеты (какой, в "Крутом маршруте" не уточняется) Павел Кузнецов, уехавший в Казахстан. Его так же обвинили в троцкизме, но не арестовали, а потом и вовсе перестали искать.
"Он еще потом печатал в "Правде" свои переводы казахских акынов, прославлявших "батыра Ежова и великого Сталина".
Евгению Гинзбург арестовали 15 февраля 1937 года, практически ровно через два года после пророческого предсказания профессора Эльвова. Следователь НКВД по фамилии Веверс попросил ее прийти на час, чтобы получить "кое-какие сведения" относительно "троцкиста Эльвова". Евгения сразу поняла — это арест. Попросила няню, чтобы унесла четырехлетнего Васю и пошла в управление НКВД на "Черном озере".
К тому времени словосочетание "Черное озеро" в Казани перестанут относить к саду, заложенному еще до революции. Оно будет вселять ужас.
Потом Евгения будет вспоминать, что ей еще повезло: следствие по ее делу окончилось до того, как следователям разрешили пытать заключенных. Пытать ее все же будут — допросом в течение нескольких дней без сна. Она не подпишет ни одного документа.
В течение довольно короткого времени на "Черном озере" очутилась практически вся элита Татарской АССР — партийная (в том числе Павел Аксенов), научная, культурная. В соседней камере, например, оказались казанский историк и журналист Гарей Сагидуллин и Бари Абдуллин, второй секретарь обкома партии. И Сагидуллина, и Абдуллина расстреляли. Бывшего партсекретаря летом 1937-го, Сагидуллина — годом позже.
В конце весны 1937 года, когда с "Черного Озера" Гинзбург повезут в старинную уголовную тюрьму на Красина (сейчас это здание СИЗО на улице Япеева), в "воронке" она встретит своего давнего знакомого, аспиранта Института марксизма Рема Медведева, арестованного несколькими месяцами позже.
Вот характерный диалог:
"— Кто взят после меня?
— Спроси лучше, кто не взят…
И он перечисляет десятки фамилий из числа городского партактива, научных работников, инженеров".
Вскоре все следователи окажутся там же, где их подследственные. С одним из следователей, по фамилии Ельшин, "доходящим" от голода и непосильного труда в колымском лагере, Евгения даже поделится едой.
В тюрьме на Красина автор "Крутого маршрута" выведет непреложный закон.
"Чем грязнее тюрьма, чем хуже кормят, чем болтливей и грубее конвой и надзор — тем меньше непосредственной опасности для жизни".
Самым страшным окажется московский изолятор Лефортово, куда она попадет летом 1937 года. В его стенах ей вынесут приговор — 10 лет тюремного заключения и 5 лет поражения в правах. Приговор она воспримет как чудо — к середине 1937-го года статья КРТД (контрреволюционная троцкистская деятельность) означала расстрел.
И не только она: Евгения вспоминала, что перед оглашением приговора конвоиры сомкнули свои руки у нее за спиной — ждали, что она упадет в обморок.
Два года Евгения провела в ярославской тюрьме. В 1939 году тюремное заключение заменили на исправительно-трудовые лагеря на Колыме. В колымских лагерях Евгения много раз была на волоске от смерти от голода, холода, непосильной работы. Но выжила — каждый раз находились люди, которые помогли ей спастись. А еще, была уверена Гинзбург, выжить помогала поэзия: она читала подругам-заключенным стихи, которых помнила огромное количество, и сочиняла свои.
В 1947 году Гинзбург вышла на свободу. В заключении она познакомилась с заключенным доктором Антоном Вальтером, русским немцем из Севастополя. Евгения и Антон жили в Магадане, ей удалось добиться, чтобы к ним приехал ее младший сын Вася. А еще у Евгении появилась дочь. Двухлетняя Тоня, круглая сирота, запала ей в душу в магаданском детском саду, куда она устроилась учительницей музыки.
В 1949 году кошмар повторился — новый арест. Как выяснилось вскоре, арестовали ненадолго — только чтобы приговорить к вечной ссылке.
Вечность кончилась 5 марта 1953 года.
"Ни злоба, ни тупость, ни обскурантизм, ни инерция не могли остановить подспудного таяния заматерелых льдов. Толчок был силен, и мы все время ощущали это подземное кипение, а порой, не веря глазам своим, даже видели вырвавшиеся на свободу ручьи".
Евгения Гинзбург умерла в 1977 году. Практически до самой смерти каждый год она отправлялась в круизы по любимой Волге.
Ее сын, писатель Василий Аксенов, в 1980 году — на фоне преследований из-за выпуска самиздатовского журнала "Метрополь" — покинул СССР. Советские власти лишили его гражданства.
Но снова оказалось — нет ничего вечного.
В 1989 году Василий Аксенов приехал в Россию. Его отец, Павел Аксенов, оставшийся в Казани, был еще жив.
Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Что делать, если у вас заблокирован сайт "Idel.Реалии", читайте здесь
