Беженки-мусульманки в Литве, помимо общих, сталкиваются со своими специфическими проблемами при адаптации и интеграции. Так, мусульманки подвергаются дискриминации из-за религии, расы, внешнего вида и культурных норм. Еще одна проблема — языковой барьер. Учитывая тот факт, что женщинам приходится в том числе сидеть с детьми, у них часто нет возможности изучать литовский язык. Об этом "Idel.Реалии" рассказала антрополог Раминта Якуцявичене, которая исследует вопрос интеграции беженок-мусульманок в Литве.

Раминта Якуцявичене — антрополог, докторантка (PhD) Института литовской литературы и фольклора Университета Витовта Великого (программа "Этнология"). Имеет магистерскую степень по социальной антропологии, в течение последних семи лет изучает аспекты миграции и предоставления убежища в Литве.

В настоящее время Якуцявичене проводит исследование по теме: "Опыт мусульманских женщин-беженок в системе интеграции в Литве". Цель её работы — выявить аспекты социальной и культурной идентичности, влияющие на взаимодействие между беженками-мусульманками и субъектами интеграционной системы Литвы.

"НЕЧАЯННЫЙ" НАУЧНЫЙ ИНТЕРЕС

— Раминта, как вы пришли к такой теме исследования?

— Это всё началось нечаянно. В 2015-2016 году я училась на магистратуре в Университете Витаутаса Магнуса в Каунасе университете Каунаса по профилю "социальная антропология". Изначально я планировала писать свою магистерскую диссертацию об анархистах. У меня был контакт с ними, но они решили, что не хотят участвовать в моём этнографическом исследовании. Поэтому мне нужно было найти другую тему.

Примерно в то же время я участвовала в одном проекте и в связи с этим пришла в Красный Крест в Каунасе. В рамках этого проекта мы побывали в центре для беженцев. Совсем нечаянно. Я пообщалась с людьми, которые там работают, и мне показалось, что это очень-очень интересно. В Литве были разные волны беженцев, и в 2016-м это были в основном мусульмане из Афганистана. В итоге я защитила магистерскую работу именно по теме мусульманок-беженок в Литве, о том, как им удается привыкнуть к жизни в нашей стране.

— Что вам тогда, в процессе исследования, показалось наиболее интересным?

— У афганцев, да и у мусульман в целом, мужчины более общительные. Для них нормально знакомиться и общаться с новыми людьми, никаких ограничений нет. Но у женщин всё иначе. Я видела многих беженок-мусульманок, которые испытывают проблемы как с коммуникацией в частности, так и с интеграцией, если это слово можно использовать…

— А что не так с "интеграцией"?

— В нашей системе этот термин очень широко используется, но не очень понятно, что он означает. Где, кто и как должен интегрироваться? Это некое среднее арифметическое. Что касается интеграционной системы в Литве, если коротко, она ставит всех в один ряд. И не различает беженцев: белорусы, украинцы, сирийцы оказываются в одном ряду. Но это не работает. Люди разные. Мусульмане подвергаются дискриминации из-за религии, расы, внешнего вида, культурных норм. Еще одна большая проблема — языковой барьер. Учитывая, что женщинам приходится в том числе сидеть с детьми, у них часто нет возможности изучать литовский язык.

В общем, есть много-много проблем, которые испытывают именно мусульманки, и это несравнимо с проблемами других женщин-беженок. А если брать тех, кто приезжает в Литву работать и учиться, то разрыв оказывается еще больше. На английском есть термин intersection, на русский его можно перевести как "пересечение идентичности". Именно к нему мы обращаемся, когда говорим о пересечении различных форм или систем угнетения, доминирования, дискриминации. На это наслаивается еще и сложное социальное положение, в частности — меньшая оплата труда.

КАК ПЛАТОК ВЛИЯЕТ НА ТРУДОУСТРОЙСТВО

— Вы говорите о трудностях беженок в плане поиска работы?

— И об этом тоже. Но беженцы ещё и не могут поехать обратно домой. Это на них очень давит, к тому же, они привозят с собой много психологических травм. Это усложняет всё. Сюда же добавляется то, что как литовское общество смотрит на этих женщин. Их идентичность всегда очень видно, большинство из них покрывает голову платком. Кажется, мы, литовцы, не очень готовы это принять. Так что моё исследование посвящено тому, что называется в английском other, то есть "инности": как её "конструируют" социальные работники, одной стороны, и с другой — как её переживают беженки-мусульманки.

— По данным нидерландских исследователей, в их стране мусульманки подвергаются дискриминации на рынке труда по национальности, но не по религии. А что с трудовыми правами беженок-мусульманок в Литве? Сложно найти работу?

— Это точно нелегко. Но работодатель никогда не скажет прямо: "Я не принял вас на работу, потому что вы в платке". Никогда. Это незаконно, тогда девушка может подать иск в суд и выиграет его. Так что в реальности мусульманка приходит на собеседование, всё как будто хорошо и, как обычно: "Мы вам перезвоним". Не перезванивают и не говорят, почему.

Хочу сказать, что я брала интервью у одной очень образованной женщины, которая имеет востребованную в Литве профессию — логист. Её много приглашали на собеседования, так как у неё хорошее резюме. Но когда работодатель видел платок, так испытывал шок, который плохо удавалось скрывать. Этой мусульманке отказали шесть раз до того, как она нашла работу.

У беженок всё даже хуже. Даже если они находят работу, у них оплата труда меньше, чем у литовок, и это неквалифицированный труд. Тем, у кого есть образование и английский язык, немного легче: они могут пойти работать в англоязычные детские сады. В остальных случаях речь идёт о тяжёлой работе за маленькие деньги, за которую не хотят браться литовцы. Но даже там есть сравнительно небольшое количество частных работодателей, которые не боятся нанимать беженцев.

МЕТОДЫ И СЛОЖНОСТИ

— Расскажите, как именно вы проводите исследование?

— Я присоединилась в качестве волонтёра к неправительственной организации ArtScape. Эта организация работает идёт художественным путём и проводит разные занятия в центрах для беженцев. В основном — для женщин и детей, реже — для мужчин. Их волонтеры, а также сотрудники-художники раз-два в неделю приезжают и занимаются с беженцами. И я начала участвовать в их активностях, благодаря чему у меня появилась возможность видеть всё изнутри, наблюдать, как общаются работники и волонтёры с мусульманками. Хотя ArtScape работает не только с беженками из исламских стран, там же есть и не женщины из других стран, вроде Беларуси, Украины, России, и их даже больше.

Моё исследование — этнографическое, оно включает в себя научное наблюдение, а также полуструктурированные глубинные интервью. Когда получается, я участвую в тех активностях, где задействованы беженки.

Главная проблема заключается в том, что сложно найти мусульманок-беженок, которые готовы поговорить со мной и поделиться своими переживаниями, тем более — под запись. Я думаю, это связано с тем, что они не чувствую себя здесь безопасно. Нужно много-много времени, и понятно, что я не могу просто прийти и сказать: "Я хочу вас интервьюировать". Они должны не только узнать, кто я и что делаю, — нужна женщина, "рекомендатель". В Вильнюсе есть очень активная мусульманка из Башкортостана — Алина, и она отличный gatekeeper. Такие люди помогают "найти дверь", и Алинино участие для меня неоценимо.

ЕСТЬ ЛИ В ЛИТВЕ ИСЛАМОФОБИЯ?

— Согласно исследования на сайте Еврокомиссии, в Литве в 2016 году самой негативно воспринимаемой группой были мусульмане. Вы тогда делали своё исследование для магистерской диссертации. Как думаете, с тех пор что-то изменилось?

— Здесь лучше всего обратиться к исследованиям Diversity Development Group. Эта организация ежегодно проводит очень хорошие, репрезентативные социологические опросы. Я тоже использую эти данные, потому что они хорошо показывают, что литовцы думают о разных группах беженцев. И не только беженцев. Ещё одна "нелюбимая" группа в Литве — это рома́.

Также, если вы посмотрите данные 2021 года, а потом 2022-го — будут большие различия, так как в 2021 году снова была волна мигрантов из исламских стран. И тогда медиа создавали очень негативный образ мусульман, в основном — молодых мужчин: они были показаны очень агрессивными, поэтому литовцы высказывались негативно и были против беженцев. Спустя год, когда это поутихло, процент нетерпимости стал меньше, хотя он по-прежнему остаётся высоким.

— А почему, как вам кажется, в Литве так относятся к мусульманам?

— Думаю, что это из-за того, что в Литве очень-очень маленький процент мусульман. У литовцев чаще всего нет друзей, исповедующих ислам. И наши медиа, а за ними и люди перенимают негативный стереотип, представление, что мусульмане опасны, что они — террористы и так далее. Но в реальности в криминальных отчётах нет никаких доказательств, что мусульмане массово совершают преступления или делают что-то незаконное.

— Но это чаще всего всё-таки "теоретическая" исламофобия, она ведь почти не проявляется в общении?

— Не всё так просто. Дети беженцев идут учиться в местные школы, и часто это оказывается травмирующим опытом. Дети бывают жестокими, они могут издеваться над сверстниками. Но ради справедливости скажу, что я сама в детстве тоже переживала буллинг! Я не говорю, что это нормально, но это не зависит конкретно и исключительно от расовых, религиозных и культурных различий.

Я также не говорю, что это нормально. Мы как общество должны учиться толерантности. Покрывается женщина или нет — это не наше дело, мы не должны судить по платку или цвету кожи.

Была ситуация с одной моей знакомой мусульманкой: подошла литовка и спросила у её мужа: "Почему ты заставляешь её покрываться? Ведь лето, жарко. Почему ты запрещаешь ей купаться на пляже?". А муж её не заставляет! Она так и ответила, что её никто не заставляет, она сама так хочет, и ей совсем не жарко. Люди действительно очень мало знают об исламе. Им интересно. И иногда они вот так бестактно, безвкусно пытаются узнать. Свой интерес можно выразить другими словами и способами.

Сами мусульманки говорят, что не чувствуют сильного негатива из-за того, что прикрываются. Бывают разные ситуации. Но когда я изучаю литературу, я вижу, что в той же Великобритании были случаи, когда у мусульманки просто срывали платок с головы. Здесь, в Литве, такого не было. Это просто был бы огромный скандал!

А ещё ситуация отличается в разных городах Литвы. Проще всего эмигрантам в Вильнюсе: это столица, здесь много людей разных религий. Местные жители всё-таки чаще видят мусульман и понимают, что они не хотят никому навредить. Они, как и все, просто хотят жить спокойно и счастливо.

ОТЛИЧИЯ МУСУЛЬМАНОК ИЗ РАЗНЫХ СТРАН

— Из каких стран в основном приезжают мусульмане? Есть ли беженцы из России?

— Это сильно зависит от конкретной волны. Например, в 2015-2016 годах это были афганцы. Позже приезжали беженцы из Сирии, Таджикистана, Чечни, если говорить о мусульманах. Чечня — это Россия? Для меня — нет. Так или иначе, женщин среди беженцев намного меньше, чем мужчин.

— Но всё-таки те же чеченки, наверно, сильно отличаются от афганок?

— Тут я могу только делиться своим личным опытом, а не какими-то научными данными. На мой взгляд, основная разница заключается в том, что большинство беженок из Чечни знают русский язык. И им это очень сильно помогает. То же касается стран бывшего СССР, где раньше учили русский язык. Им легче понимать правила общества. А на беженок-таджичек сильно давит языковой барьер, ведь в Таджикистане не особо говорят на русском. Из-за которого они не могут общаться с литовцами.

— Из-за того, что Литва была в советской оккупации? Это и здесь оставило культурные особенности…

— Да, да. Получается, что чеченки бывают требовательными, хотя не все, но могут прийти куда-то и что-то просить. Хотя, конечно, говорить, что все представительницы одной национальности одинаковые, тоже неверно.

Беженки из Таджикистана тоже отличаются от афганок. Я не встречала мусульманок из Афганистана, которые были настолько закрытыми, они чаще стремятся быть ближе к западным ценностям. А чеченки и таджички более религиозны и сильнее следуют традициям и правилам.

Не все таджички знают русский язык и общаются в своём маленьком кругу. И это необязательно есть хорошо. Бывает, что активные, образованные, изучающие литовский девушки вызывают не восхищение, а осуждение. Про них могут говорить, что они работают, а значит — не слушаются мужа. А муж может быть и совсем не против, потому что они бы не смогли выжить на одну зарплату. И тут получается, что образование и активность может стать поводом к осуждению. Я могу только предположить, что это какая-то зависть, что ли.

Одна исследовательница заметила, что в группах людей, которые приехали из другой страны, практикуется community policing. Это когда внутри диаспоры в чужой стране все наблюдают друг за другом и говорят, если что-то не так: "Ага, ты неправильно оделась, ты делаешь неправильные вещи" и осуждает тебя.

— Выходит, в Литве есть социально ответственный бизнес…

— Да, наверно. Ещё биржа труда раньше предоставляла какую-то субсидию работодателям, которые берут на работу беженцев, так что им было это выгодно. Но находились и такие работодатели, которые сразу после окончания субсидии увольняли сотрудников.

КАК УКРАИНЦЫ МЕНЯЮТ ОТНОШЕНИЕ К БЕЖЕНЦАМ

— Многие годы в Европе преобладали беженцы-мусульмане. Но после российского вторжения в Литву прибыли украинцы. Это как-то повлияло на тех, кто приезжает из исламских стран?

— Да. Когда приехали украинцы, другие беженцы увидели, как тепло литовцы их принимают. Все смотрели и завидовали, конечно. Получается, ты беженец, они тоже беженцы, но у вас разные возможности. Мы можем говорить, что мы с украинцами близки, что у нас есть общая история. Но для мусульман это не изменит того, что они видят: беженцы из исламских стран здесь not welcome, а украинцы — очень welcome.

До войны в Украине беженцы из Турции — у них очень активное сообщество — просили в Вильнюсском университете какую-нибудь квоту или программу для беженцев. Им ответили: "Мы не можем". Но когда приехали украинцы, им дали бюджетные места. И турки увидели и подумали: "Ага, для нас это не сделали, а им — сделали".

Всё это, конечно, породило социальное расслоение. Но я наивно надеюсь, что эта работа, которая проводится с украинцами, распространится и на беженцев из других стран. Надеюсь, что литовские институции станут более открытыми для всех беженцев.

— Можете привести примеры кейсов успешной интеграции мусульманок?

— Я думаю, об этом могут лучше рассказать специалисты по интеграции. Я вообще-то не совсем люблю этот термин. Все его вроде бы понимают, но при этом понимают не до конца. Где заканчивается интеграция? Что на финише? Когда ты получаешь гражданство через десять лет жизни в Литве? Это очень долгий процесс, и даже те, кто получили гражданство, находятся в этом процессе. Нет никакого чек-листа, в котором ты проставил галочки, и всё — ты интегрирован!

Я предпочитаю спрашивать женщин, чувствуют ли они, что здесь они дома? И если она говорит "да", значит, все хорошо. Я упоминала Алину из Башкортостана, и она как-то мне сказала: "Мы ездили к друзьям в Германию, всё понравилось, но как хорошо вернуться домой!". Ей здесь хорошо. Она общается со многими людьми, работает, учится, занимается общественной деятельностью. И помогает другим почувствовать себя здесь как дома. Может, она не идеально знает литовский, но она старательно учит его и уже может общаться на языке. Я думаю, это хороший пример интеграции.

Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Что делать, если у вас заблокирован сайт "Idel.Реалии", читайте здесь.