Некоторые обвиняемые по "Баймакскому делу", содержащиеся в СИЗО в Оренбургской области, столкнулись с запретом вести переписку на родном — башкирском — языке. О такой же проблеме рассказали и другие бывшие заключенные. В Международный день родного языка "Idel.Реалии" обсудили эту тему с адвокатами и правозащитниками. Они считают, что действия администрации СИЗО нарушают права заключенных, указывая на ряд нормативных актов, регулирующих правила переписки подследственных и осужденных.
"ФИГУРАНТЫ "БАЙМАКСКОГО ДЕЛА" — КАК ПРАВИЛО, ЭТО БАШКИРЫ, КОТОРЫЕ В СВОЕЙ ЖИЗНИ ПРИВЫКЛИ ИСПОЛЬЗОВАТЬ РОДНОЙ БАШКИРСКИЙ ЯЗЫК"
В начале февраля издание "Аспекты-Башкортостан" со ссылкой на неназванных адвокатов сообщило, что в некоторых СИЗО Оренбургской области администрация запрещает заключенным — фигурантам "Баймакского дела" — вести переписку с родственниками на башкирском языке.
— Фигуранты "Баймакского дела" — как правило, это башкиры, жители глубинки, которые в своей жизни, в привычной среде привыкли использовать родной башкирский язык, — рассказал в эфире журналист "Аспектов" Руслан Валиев. — Сейчас они находятся в подавляющем большинстве в следственных изоляторах соседних регионов — например, следственных изоляторах Оренбургской области. Доходит информация, что в нарушение Конституции, законов, регулирующих деятельность СИЗО, администрации этих заведений запрещают узникам Баймака переписываться с родными на родном башкирском языке.
По мнению Валиева, "лишать людей права общения на родном языке — это прямое злоупотребление". Журналист отметил, что если цензура в СИЗО не может обеспечить перевод писем на русский язык, то "это её [цензуры] проблемы".
"Idel.Реалии" опросили некоторых адвокатов, которые работают по "Баймакскому делу", о том, известны ли им подобные случаи.
— Мой подзащитный пишет и общается с женой на родном языке, — рассказал один из адвокатов ("Idel.Реалии" не могут назвать имя собеседника из-за закона о "нежелательных" организациях в России).
Другой защитник вспомнил случай, когда один из конвоиров в суде Ижевска отказался передать его подзащитному записку на башкирском языке, заявив, что она "должна быть написана на русском".
Ещё один собеседник "Idel.Реалии" сказал, что его подзащитному "реально легче написать родным на русском языке, потому что СИЗО в Самарской области может очень долго искать переводчика с башкирского".
Суды над фигурантами "Баймакского дела" по ходатайству прокуратуры проходят за пределами Башкортостана. По этой причине обвиняемые находятся в следственных изоляторах разных регионов России: в Удмуртии, Самарской и Оренбургской областях. Все материалы "Idel.Реалии", посвященные "Баймакскому делу", опубликованы в специальном разделе на нашем сайте.
В активистских Telegram-чатах поддержки фигурантов "Баймакского дела" "Idel.Реалии" нашли множество примеров публикаций писем заключенных на башкирском языке. В то же время один из фигурантов — Закий Ильясов — в первом же письме из уфимского СИЗО-1 предупредил дочерей, что писать ему можно "только на русском языке".
— Действительно, у нас были случаи подобных запретов, — рассказали "Idel.Реалии" в правозащитном проекте "ОВД-Инфо". — Наши юристы писали письма фигурантам "Баймакского дела" на английском и башкирском языках, но они не дошли до адресатов. Также некоторые родственники обвиняемых рассказали нашим сотрудникам, что когда их близких переводили в СИЗО Оренбурга и Ижевска, они лишались возможности писать им на родном языке, потому что письма на башкирском не проходили цензуру. В отдельных случаях нам подтверждал это и сотрудничающий с нами адвокат. Но в целом таких случаев было относительно немного — и мы не можем однозначно утверждать, что эта проблема носит системный характер, хотя у нас есть планы это проверить.
Александр Мишук, координатор проекта Letters of Freedom, который объединяет людей, отправляющих письма политзаключенным, в беседе с "Idel.Реалии" рассказал, что вопрос о возможности переписки с заключенными на их родном языке возник сразу же после открытия проекта весной 2022 года.
— Сперва это касалось проблемы написать украинским политзаключенным в российских тюрьмах на их родном языке, — сказал Мишук. — Когда же началось "Баймакское дело", нас стали спрашивать, можно ли написать в СИЗО на башкирском. Зная ситуацию по прошлому опыту, мы всех заранее предупреждали, что письма на других языках, кроме русского, не пропустят. Говорили: "Вы можете, конечно, написать, но без гарантий, что оно дойдет до адресата, тем более если его из Башкортостана этапировали на суд в другой регион". Но даже если он сидит в Башкортостане, и там есть цензоры, знающие башкирский язык, всё равно нет никаких гарантий, что письмо дойдет. В лучшем случае цензоры пропустят лишь отдельные фразы в письме на другом языке — и то лишь если вы рядом в скобках напишете перевод этой фразы на русский язык.
"ТАМ ДЛЯ ВАС ЕЩЁ КАКИЕ-ТО ПИСЬМА ЛЕЖАТ, НО Я НЕ МОГУ ВАМ ИХ ОТДАТЬ, ПОТОМУ ЧТО ОНИ НАПИСАНЫ НЕ ПО-РУССКИ"
Как выяснили "Idel.Реалии", случаи запрета переписки с заключенными на их родном языке нередко наблюдались в российских СИЗО и исправительных учреждениях и раньше.
— Только после того как я вышла на свободу, я узнала, что некоторые мои письма, которые я писала на татарском языке, были доставлены моим друзьям с пометкой "пишите на русском", — рассказала бывшая журналистка Татаро-башкирской службы Радио Свобода Алсу Курмашева. — В тюрьме мне этого никто не говорил. Вообще, согласно правилам, письма можно писать и получать даже на иностранном языке — просто в тюрьме должен быть цензор, который может это прочитать. Когда мне начали приходить письма на английском языке, меня предупредили, что в СИЗО-2 в Казани по-английски читать некому — и такие письма мне не отдадут. Я также замечала, что письма на татарском языке задерживались у цензора дольше, чем на русском. Запретить, конечно, легче всего, поэтому в СИЗО Оренбурга так, видимо, и поступили.
Алсу Курмашева провела в заключении в России 288 дней. В мае 2023 года она приехала в родной город Казань к больной матери. В июне ее задержали в аэропорту перед вылетом домой в Прагу.
В конце июля прошлого года Верховный суд Татарстана приговорил Курмашеву к шести с половиной годам колонии по делу о распространении "военных фейков". Журналистке вменили распространение книги "Нет войне. 40 историй россиян, выступающих против вторжения в Украину", которую редакция "Idel.Реалии" презентовала осенью 2022 года.
Первого августа прошлого года Алсу Курмашева стала частью массового обмена заключенными между странами Запада, Россией и Беларусью. Журналистка вернулась домой в Прагу.
Курмашева подчеркнула, что она "выжила, не потеряла себя и свое достоинство благодаря письмам".
— Сказать, что я жила этими письмами, — не сказать ничего, — отметила она. — Для заключенных письма и поддержка с воли дороже любых продуктов, а письма на родном языке — это еще и огромное счастье чувствовать себя родным и любимым даже там, за решеткой. Ведь тюрьма не навсегда, она закончится.
Уроженец Донецка, украинец Игорь Левченко, вышедший на свободу из российской колонии в декабре 2024 года, рассказал "Idel.Реалии", что ему не передавали письма на иностранном языке.
— Я точно знаю, что мне были письма на других языках, на украинском в том числе, но их не пропускали, — сказал Левченко. — Один раз сотрудница — цензор, которая выдавала эти письма в специальном окошке, — мне прямо в стиле почтальона Печкина сказала: "Там для вас ещё какие-то письма лежат, но я не могу вам их отдать, потому что они написаны не по-русски". Причем, насколько я знаю, правила внутреннего распорядка (ПВР) и нормы уголовно-исполнительного кодекса РФ не запрещают переписку на иностранных языках.
Александр Мишук подтвердил, что в российских СИЗО не пропускают письма в адрес заключенных на украинском языке, но в то же время отметил, что "в обратную сторону — в письмах на волю — цензура работает слабее".
— Отдельные фрагменты писем, написанные на украинском, — несколько фраз — цензура большей частью пропускает, — сказал собеседник.
По его словам, такая же история наблюдается и в случае с перепиской на других иностранных языках.
— Взять историю с Кевином Ликом, имевшим двойное гражданство — Германии и России. К нам в Ереване на "Вечер писем политзаключенным" пришла девочка и сказала, что хочет написать Лику письмо на немецком языке, заверив его нотариальным переводом на русский язык. Мы вынуждены были ответить так же — всё равно нет никаких гарантий, что его передадут, — сказал Мишук.
В фонде помощи осужденным и их семьям "Русь Сидящая" "Idel.Реалии" рассказали о нескольких примерах запретов переписки с заключенными на иностранных языках. Так, например, произошло в СИЗО-1 Владивостока с письмом Гордону Блэку (осужденный в июне 2024 года по обвинению в краже и угрозе убийством американский военнослужащий — "Idel.Реалии"). Цензор, уточнили в "Руси Сидящей", заявила, что письма можно писать "только на русском". В ответ на это представители фонда написали на нее жалобу — после этого письмо дошло до Блэка.
В качестве другого примера в "Руси Сидящей" привели случай с заключенной гражданкой Узбекистана, содержащейся в СИЗО-5 Свердловской области, которая "общается со своей мамой и сообщает, что ей нужно писать только на русском языке". В фонде добавили, что, как правило, жалобы на действия администрации СИЗО "помогают": так, в СИЗО-6 Москвы ранее не пропускали текст песни на английском языке, но после жалобы письмо пропустили.
Ещё в 2011 году СМИ в Коми сообщали, что местная прокуратура вступилась за право осужденного жителя села Усть-Кулом вести переписку с родными на коми языке. Журналисты писали, что сотрудница колонии №8, проверяющая переписку осужденных, "возвращала письма назад с требованием писать только по-русски".
— Предвзятое отношение по национальному признаку в этом случае исключено, — приводили СМИ комментарий прокуратуры. — Скорее всего, в колонии №8 пошли по легкому пути — не удосужились искать переводчика, а просто возвращали назад письма. Хотя бремя перевода в этом случае лежит на администрации исправительного учреждения. Это абсолютно не проблема осужденного.
"В ЛУЧШЕМ СЛУЧАЕ ЗАКЛЮЧЕННЫЙ ПОЛУЧИТ ВСЕ ТАКИЕ ПИСЬМА ПОСЛЕ ОСВОБОЖДЕНИЯ, ЦЕЛЫМИ СТОПКАМИ"
Собеседники "Idel.Реалии" отметили, что право заключенных вести переписку на любом удобном для них языке защищает ряд нормативных актов России, в том числе Уголовно-исполнительный кодекс (УИК) РФ, федеральный закон 103-ФЗ "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" и "Правила внутреннего распорядка следственных изоляторов уголовно-исполнительной системы" (ПВР), утвержденные приказом Министерства юстиции РФ.
Так, в части 5 статьи 12 УИК РФ сказано, что "осужденные — граждане РФ <…> ведут переписку <…> на государственном языке Российской Федерации либо по их желанию на государственном языке субъекта РФ по месту отбывания наказания", а "осужденные — иностранные граждане и лица без гражданства вправе <…> вести переписку <…> на родном языке или на любом другом языке, которым они владеют, а в необходимых случаях пользоваться услугами переводчика".
При этом часть 2 статьи 91 УИК РФ определяет, что если "письма, почтовые карточки и телеграммы написаны на иностранном языке", то срок "осуществления цензуры" составляет "не более семи рабочих дней".
В фонде "Русь Сидящая" сослались также на статью 20 ФЗ "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений", согласно которой в отношении лиц, содержащихся в СИЗО, срок передачи письма на государственном языке субъекта России "не установлен, а просто может быть увеличен на время, необходимое для перевода". Об этом же говорят и пп. 94, 101 "Правил внутреннего распорядка следственных изоляторов уголовно-исполнительной системы".
Однако на деле, как отмечают собеседники "Idel.Реалии", сотрудники ФСИН не стремятся выполнять эти нормы.
— Они же там — во ФСИН — законов особо не читают; кроме того, им просто лень всё это делать — запрашивать перевод, искать подходящего переводчика и так далее, — констатировала глава фонда "Русь Сидящая" Ольга Романова.
— По факту администрации СИЗО, тюрем и колоний плюют на все эти нормы, — заявил Александр Мишук. — Цензор открывает письмо и видит, что оно всё или какие-то его фрагменты написаны не на русском языке. В лучшем случае он просто вымарает эти фрагменты. В худшем же он вообще не передаст заключенному или от него на волю такое письмо. Никакого переводчика он искать не будет — просто потому, что никто не узнает, что он не пропустил письмо. Мало кто обращается за защитой этого своего права; говорят: "Черт с вами, напишем на русском". Но даже если заключенный пожалуется в прокуратуру, то он ответит, что ему, мол, не понравилось содержание письма. Ведь никаких четких критериев нет — что можно писать, а что нельзя. И в лучшем случае заключенный получит все такие письма после освобождения, целыми стопками.
В качестве одной из причин непропуска таких писем Мишук назвал то, что цензоры "просто ещё и страхуются от возможных неприятностей при проверках".
— Если у заключенного при очередном обыске в его камере найдут пропущенные цензором письма не на русском языке, ему может и нагореть. Они же всего боятся, — резюмировал Мишук.
Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Что делать, если у вас заблокирован сайт "Idel.Реалии", читайте здесь.
