"Москва готова договариваться только с Казанью", – заявил в интервью "Idel.Реалии" главный редактор "Эха Москвы" Алексей Венедиктов, комментируя ситуацию вокруг пролонгации договора о разграничении полномочий между центром и Татарстаном. Вместе с тем Венедиктов усомнился в необходимости самого договора, считая, что главное, даст ли он "возможность лучше жить или нет". Кроме того, главный редактор "Эха Москвы" рассказал о своем образе, современной журналистике, отношении российской властной элиты к Рустаму Минниханову и четвертом сроке Владимира Путина.

– Алексей Алексеевич, на конференции TEDx в апреле вы сказали, что в свое время для некой защиты придумали себе следующий образ: виски и женщины в социальных сетях, клетчатые рубашки, красная куртка. Вам эта "клоунада", как вы сами признались, не надоела?

– Не надоела.

– Когда вы решили создать себе этот образ и почему?

– Вы неверно трактуете. Этот образ возник не потому, что надо было закрыться – он возник тогда, когда я стал главным редактором или политическим обозревателем "Эха Москвы" – он складывался абсолютно постепенно и случайно. Это не образ закрыться или образ отвлечься – мы понимали, что надо брендировать не только "Эхо Москвы", но и ведущих журналистов. Я сначала носил то бабочку, то подтяжки – обезьянничал. Клетчатая рубашка, красная куртка – теперь так, верно. А вот когда появились социальные сети, стало понятно, что нужно этот образ сделать более объемным, из других сфер жизни – это виски и девушки. В этом смысле они хорошо потом пригодились для создания ложной личности – это правда. Но потом.

– На той же конференции вы сказали, что когда пишете какие-то важные вещи в своем блоге или где-то еще, вам в комментариях пользователи пишут, что вы алкоголик и что с вас взять...

– Ну, правильно.

– Вы одновременно высказываете свою важную мысль, но из-за своего образа получаете, в том числе фидбек, заключающийся в том, что вас называют бабником и алкоголиком, хотя могли отреагировать по-другому. У вас нет сожалению по этому поводу?

– Это же фильтр. Тот, кто не понял, так им и надо. Те, кто обращает внимание на клетчатую рубашку, пусть остаются со мной в клетчатой рубашке. Мозги не доросли понять то, что я говорил. Ну, пусть.

– Вы не думаете поменять образ?

– Как говорит Владимир Владимирович Путин, "а мне это зачем?"

– Может, устали уже от него.

– Я вам ответил – не устал.

– А если бы вы могли вернуться в то время, когда появился этот образ, вы бы его поменяли?

– Совершенно бессмысленный вопрос – я никогда не живу с повернутой назад головой. Во-первых, это сложилось само, во-вторых, я его забрендировал. Я не вижу никаких оснований думать о том, что бы я сделал, чтобы у меня была не клетчатая рубашка, а рубашка в полоску. Зачем?

– Вы допускаете, что откажетесь от своего образа?

– Может быть, да, а может быть, нет – я об этом не думаю.

– Так веселее?

– Я об этом не думаю.

– Когда вы начали выкладывать фотографии алкоголя и красивых женщин в своих соцсетях, ваша супруга ругалась?

– Ругалась. Она знает меня настоящего, поэтому я объяснился. Она считает, что это неправильно, говорит, что настоящий я лучше – что правда. Но я же должен быть плохишом, почему нужно все время быть светлым и чистым? Каким я на самом деле являюсь. Я объяснил, что это образ – она это поняла.

– Алексей Алексеевич, а вы умеете прощать?

– Я очень многих прощаю. Можно сказать, это мое любимое занятие – с утра до вечера.

– А чего вы не простите?

– Я не знаю. Можно назвать предательство, но предательство предательству рознь. Есть люди, которым я еще не простил, а есть люди, которым я уже не простил, но их уже нет. Я человек весьма компромиссный по жизни.

– Насколько я знаю, вы – главный редактор, который всегда стоит горой за своих журналистов. Поясните, пожалуйста, где грань между прощением Алексея Венедиктова как человека и как главного редактора? Особенно в ситуации с Михаилом Веллером.

​– В этой передаче Михаил Веллер был гостем. И уж прощать или не прощать гостя – это за гранью. Его должна прощать или не прощать Ольга Бычкова, которая вела эфир. Собственно, поэтому я и требую, чтобы он извинился перед ней, а не передо мной или слушателями.

Что касается журналистов, это тоже не вопрос прощения. Это вопрос профессиональный: были нарушены правила поведения журналиста? Нет, не были. Было что-то сделано профессионально? Да, было! Было что-то сделано непрофессионально? Нет. Каждый журналист имеет право на косяки. И это вопрос не прощения, а исправления. Прощать можно в человеческих отношениях, но не в профессиональных.

– Что должен сделать ваш гость, чтобы в эфире его больше не было?

– Михаил Веллер это и сделал. И он больше не будет приглашен в эфир до тех пор, пока не извинится перед Ольгой Бычковой. Это ультиматум. Это условие его присутствия в эфире "Эха Москвы". Никто не мог подумать, что он такое сделает, поэтому я не могу прогнозировать, что может сделать другой.

– Многие считают, что с возрастом человек становится все более консервативным. Это касается и многих руководителей либеральных изданий. Стали ли вы более консервативным в своих общественно-политических взглядах с момента прихода на "Эхо Москвы"?

– Я думаю, что да, но этот вопрос бьется на два. Во-первых, этот факт не оказывает никакого влияния на редакционную политику...

– Это был следующий вопрос.

– А это видно! Редакционная политика – это же не какая-то тайна в кармане – это то, что видят зрители, слушатели и читатели. Они сами вправе решать, стали мы более консервативными или более либеральными. Стали более профессиональными или более непрофессиональными. Каждый считаем сам.

Я, конечно, становлюсь более консервативным в своих взглядах, но поскольку я практически окружен молодежью, они все время корректируют мое поведение и взгляды. Они объясняют мне правила новой жизни, новой этики, которые возникают в их комьюнити – я стараюсь это понять, но в общественно-политических взглядах я как был поклонником Рейгана и Тетчер, так и остался. И считаю, что это было бы правильно для России.

– Вы как-то сказали, что не считаете "Эхо Москвы" либеральной радиостанцией...

– "Эхо Москвы" точно не либеральная радиостанция, это профессиональная радиостанция. У станции нет взглядов – это бизнес-проект. На станцию не принимаются журналисты по своим политическим взглядам – они принимаются по профессиональным взглядам и только мной. Поэтому если либеральность выражается в том, что это свободная станция, то это так. Если либеральность выражается в том, что "Эхо Москвы" предоставляет слово даже тем, кто призывает закрыть нашу станцию, это тоже так. Но я не понимаю, что такое либеральные медиа вообще. Так же как в общественной жизни постепенно уходят понятия "левые" и "правые" и приходят понятия "архаики" и "глобалистов". Все меняется.

– А вы верите в существование свободы словы в России?

– Вера не нуждается в доказательствах. Можно верить, что мир плоский – это не имеет значение. Да, в России есть свобода слова и да – в России она сужается от месяца к месяцу. Наличие свободы слова – это, во-первых, процесс, а во-вторых, свобода слова распадается на свободу мнения, высказывания, получения информации, ее распространения. Каждая из этих свобод пульсирует, но общий темп негативный, соглашусь.

С другой стороны, развитие социальных сетей и возможность превращения любого человека в медиа расширяет форму распространения информации, ее получения, выражения мнения, поэтому эти два тренда борются. Именно поэтому мы видим пульсацию.

– Говоря о социальных сетях, журналист "Эха Москвы" Александр Плющев 12 мая на своем сайте написал пост, озаглавленный "Телеграмизация условного Навального". В нем он рассказал о том, что если раньше интернет-медиа называли чуть ли не убийцами традиционных СМИ, то сейчас эти же интернет СМИ и традиционные медиа находятся в одной лодке благодаря тому, что появились телеграм-каналы, многие начали активно пользоваться ютубом. Что вы об этом думаете?

​– Когда были традиционные медиа, представьте себе, что это мы зародились в воде (я имею в виду человечество). Потом выползли на сушу – это был интернет – возникла вторая среда. Первая при этом никуда не делась – вода не иссохла, там продолжали жить, человек продолжал плавать. Возникла третья среда – воздух. Но при этом никто не ликвидировал землю и воду. Таким образом, я приветствую телеграмизацию и считаю, что это дополнение и расширение возможностей.

Есть люди, которые потребляют традиционные СМИ, сетевые медиа, а есть те, кто потребляют телеграм и ютуб. Да, это конкуренция, да – источников больше. Да – произойдет уменьшение влияния крупных СМИ. Я могу привести пример "Эха Москвы" – за четыре года наша аудитория в Москве сократилась на 15%. Количество посетителей сайта также сократилось на 15%. На сайте каждый день в среднем было 800 тысяч уникальных пользователей, а сейчас – 700-720 тысяч. Но у "Эха" почти 1 млн 300 тыс. подписчиков в Твиттере – часть людей ушла туда, ну и что? Я же суммирую это все. Просто я отрастил себе крылья. У меня есть жабры, ноги и крылья. Не вижу причин паниковать.

Три дня назад было принято решение, что на "Эхе Москвы" создается третья редакция – редакция социальных сетей, потому что этим должны заниматься отдельные люди с другими мозгами – грубо говоря, с крыльями.

– А что будет с газетами?

– Я несколько лет назад запустил печатное издание – журнал "Дилетант". Полтора года назад я его взял полностью на себя. Оно развивается! Находятся люди, которым нужна эта бумага. Каждый месяц мы продаем 35 тысяч экземпляров. У нас на следующий месяц заказов на 70 тысяч. Да, он исторический журнал для семейного чтения, но значит нужен! Значит я нашел нишу, где люди разных возрастов потребляют эту бумагу. Одновременно, конечно, создан сайт, есть соцсети, но все-таки ставка на сам журнал. Да, глянцевый, да – исторический, да – развлекательный, очень успешный. Значит, бумага не умерла.

Расскажу другую историю, когда газету Washington Post с великой репутацией покупает кто? Создатель Amazon, который вкладывает в газету безумные деньги. В 2016 году Washington Post нанял 187 журналистов. 187! Всюду сокращения, а тут 187 журналистов! The New York Times сейчас пошел по этому же пути и впервые за долгие годы получил доход. Значит, бумага нужна! Это же вопрос потребления. Мы все отказываемся от мяса, становимся вегетарианцами, но кто-то наоборот начинает есть мясо, и мясные магазинчики продолжают работать. Мы делаем контент для потребителей, а не для себя. Спрос рождает предложение, а не наоборот. Я считаю, что новые технологии – это плюс, а не уничтожение.

– Я к тому, что рекламодатели небольших газет, понимая, что есть телеграм, ютуб и так далее, могут прекратить спонсировать печатные СМИ и уйти в интернет.

– Если рекламодатель видит, что продукт потребляется, он не уходит. "Дилетант" первый год жил без рекламы. Рекламодатели не верили, а сейчас пошли, причем крупные. Они видят, что журнал развивается, тираж растет, видят, какие люди его читают и понимают, что нужно давать рекламу. Вот и вся история. Создайте продукт, который принесет деньги.

– Еще один вопрос на тему свободы – это история с предстоящей покупкой РБК. Может, это, конечно, банальный вопрос, но предстоящие президентские выборы могут стать поводом для ухудшения ситуации? Будет еще хуже?

– Да. Опять же – что такое хуже? Для традиционных медиа, скорее всего, будет хуже. Это правда, потому что люди в окружении президента, принимающие решения по этому вопросу, сами из 20 века. У них все просто: взять под контроль, поменять владельца, поменять главного редактора и провести двойную сплошную ближе к сердцу. Это их архаичная история. Они забывают, что те журналисты, которые создавали этот продукт, уходят и создают другие медиа, в том числе в соцсетях. Пример "Медузы" достаточен. Да, конечно, "Медуза" не обладает тем объемом, которым обладает "Лента", но "Медуза" – это влияние, и люди влияния ее читают. Это неэффективно, но они будут закатывать под асфальт – это правда, потому что это люди 20 века – у них ответы на вопросы архаичные. Я это знаю, я к этому готов.

– Говоря про РБК, речь идет не только о печатной версии, но и о сайте.

- Сайт РБК, сайт "Газеты", сайт "Ленты" – это традиционные медиа. Так же как The Huffington Post. Это традиционные медиа. ​

О ТАТАРСТАНЕ, ДОГОВОРЕ О РАЗГРАНИЧЕНИИ ПОЛНОМОЧИЙ, ОТНОШЕНИИ ПУТИНА К ШАЙМИЕВУ И РОССИЙСКОЙ ВЛАСТНОЙ ЭЛИТЫ – К МИННИХАНОВУ

– С вашего позволения поговорим про Татарстан.

– Попробуйте.

– Банковский кризис, отставка, точнее уход премьер-министра республики Ильдара Халикова. Считаете ли вы, что Татарстан в данный момент времени находится в самом слабом положении за последние два десятилетия?

– Я точно не могу ответить на ваш вопрос, особенно в параметрах силы и слабости. Я просто хочу напомнить, что Татарстан – единственная территория в России, которая отстояла право называть своего главу президентом. Что очень важно, потому что вопросы символики в России сейчас чрезвычайно болезненны. Я вам хочу сказать, что рост ВВП Татарстана внушает, а история Иннополиса, какой бы она ни была не линейной, тем не менее делает из Татарстана такую зону надежды для того, чтобы следующие Павлы Дуровы не покидали Россию. Есть формальные показатели ВВП, количество туристов, количество патентов в той самой области, о которой мы говорим, поэтому слово "слабый" я не могу кодифицировать.

Что касается банковского кризиса, то из Москвы видно только одно: к Татарстану отнеслись как ко всем. Каждую неделю 2-3-4 банка, а некоторые из первой сотни, вылетают, и чистится банковский рынок. Я не готов назвать конкретные причины, я не знаю, но для нас это банальность. Какая разница, это банк в Татарстане или в Липецкой области. Или московские крупнейшие банки. Банк "Пересвет", где хранятся счета РПЦ. Послушайте, они тоже вычищены. По-разному, согласитесь, но вычищены.

У вас очень ловкий руководитель, он умеет договариваться, он очень договороспособный. Этим он не похож на большинство губернаторов – солдатов партии. Он договаривается, что, наверное, трудно с федеральным центром, пытается договариваться с таким разнообразным населением Татарстана: как демографическим и национальным, так и языковым. И в этом смысле я не вижу слабости. Наверное, наверняка есть слабости, и кризис к этому привел. Но назвать самым слабым за все время...

– А если говорить о политическом статусе Татарстана? Про эту слабость я говорю.

– Политический статус как Татарстана, так и других регионов в течение 17 лет подвергался выстраиванию командой Владимира Путина. Где-то ему удалось отбиться, а где-то – нет. Некоторым регионам повезло меньше, некоторым, как Чечне – больше. Но это не является возможностью говорить о слабости.

– Вы сказали о договороспособности Рустама Минниханова. Давайте как раз поговорим о договоре о разграничении полномочий между Москвой и Татарстаном. Это единственный договор, который остался со времен 90-х годов...

​– Именно. Обратите внимание – это главное – Москва готова договариваться только с Казанью. Сколько у нас республик-то было? Только с Казанью! И "договороумение" – это процесс. Может, лучше не подписывать ничего, а только договариваться? Когда ты подписываешь, ты ставишь точку и дальше попадаешь в такой юридический капкан. А когда идут переговоры, у тебя больше свободы.

– Говоря об этом договоре, я все-таки выскажу свое мнение, что Татарстан в политическом плане несколько ослаб. Как вы считаете, может ли это повлиять на количество полномочий и прав Татарстана в преддверии пролонгации договора?

– Могут и отнять, и оставить – неважно.

– Почему неважно?

– Потому что это не вопрос договора, а вопрос того, что нынешнее руководство России на самом деле не является сторонником федерации, а является сторонником унитарного государства. Ну, и все. Дальше это вопрос договоренности, договора, передачи денег из регионов в центр и наоборот и так далее.

Послушайте, я сегодня узнал от вашего мэра, что в бюджете Казани нет ни копейки на здравоохранение. Потому что когда-то давно при господине Шаймиеве было принято решение, что здравоохранение Казани финансируется республикой. Это где еще? Это как вообще? Столица! Вы чего? Где это вообще? А вот приняли решение, договорились и сделали. Это эффективно? Я не знаю. Что более эффективно? Это или то? Что Шаймиев забрал полномочия по финансированию убыточного здравоохранения и освободил от этого город – хорошо это или плохо? Наверное, есть плюсы и минусы. Но это вопрос договора.

– Вы сказали о том, что дело не в договоре. Но, например, то же национальное движение, за счет которого в 90-х этот договор и был подписан, очень жаждет не только его пролонгации, но и увеличения полномочий для республики.

– Да, я понимаю.

– Мне кажется, для некоторого количества жителей Татарстана не то что сам договор важен, а именно полномочия.

– А я думаю, что тут важнее то, дадут ли эти полномочия возможность лучше жить или нет. Возьмите полномочия, только у вас зарплаты в два раза упадут – годится? Вы за эти полномочия? Потому что тогда мы не будем финансировать вот это, вот это и вот это. Пожалуйста, берите полномочия. Пусть вам ваш президент поднимает налоги. Это разговор совершенно ни о чем.

Речь идет о конкретных вещах. К сожалению, наша федерация двигается в сторону унитарного государства. Это касается Татарстана, Липецкой области, Москвы, Владивостока и т.д. Но это такое движение – так избрал народ президента и эту команду. Ну, и чего, избирайте по-другому. У избирателя есть другие. Вот идет на выборы депутат, президент – у него спрашивают: должны быть расширены полномочия? Тогда голосуем. Скажите мне публично: должны ли у Москвы забрать такой фонд, сякой фонд, такие решения, сякие решения – да голосуйте или не голосуйте. Или они не выходят. Это вопрос к жителям Татарстана – уж точно не ко мне.

– Говоря о том, что важнее: полномочия или зарплаты – в декабре 2016 года Рустам Минниханов, выступая на сессии республиканского парламента, подверг жесткой критике политику федерального центра в части взимания одного процента налога на прибыль.

​

​– Да, я знаю. Абсолютно точно это был прием для выхода на новую договорную позицию, поднятие ставок. Это и есть договоренность, это результат вот таких приемов. И что? Ну, посмотрим по результату. Ну, подверг критике и хорошо. А чего плохого-то?

– По информации некоторых СМИ, не Рустам Минниханов, а Минтимер Шаймиев общался с Путиным по вопросу продления договора и сохранения должности президента.

– И что? Очень хорошо, потому что Владимир Владимирович, насколько я знаю, очень уважает Шаймиева. Мало осталось людей, к которым Владимир Владимирович относится с таким уважением. И правильно, что ездил Шаймиев. Это очень правильный ход для достижения цели. Мы ж говорим про эффективность. А что, вас фамилия смущает? Что здесь смущает?

– Вы сделали упор на то, что только Татарстан остался с договором. Не кажется вам, что подобные договоры себя исчерпали?

– Я считаю, что это не имеет никакого значения. Смысловая вещь в том, что Россия должна быть федерацией. Я считаю, что движение к унитарному государству может привести к распаду России в будущем. Я считаю, это неверное направление – унифицировать отношения. И позволять только одной области под названием Чеченская республика быть отдельной. Давайте все будут отдельные.

Мы тут недавно обсуждали вопрос про ношение хиджабов в школах. Вы знаете, что в Чеченской республике кто-то предложил решать этот вопрос в каждом субъекте федерации. Давайте представим себе на секунду, что какая-то девочка, которая в Чечне в школу ходит в хиджабе, переезжает с семьей в Петербург, а там это запрещено. Давайте вот это обсудим сначала, а после этого будем принимать решение. Федерация должна быть ассиметричной – это очевидно. Вообще, это регулирует Конституция – пусть будет договор, пусть не будет – неважно. Важно, чтобы страна сохранила федеративное устройство. Тогда шансы на ее устойчивость много лучше, с моей точки зрения. Президент, видимо, так не считает.

– После того, как в Татарстане начался банковский кризис, ушел премьер-министр и председатель совета директоров Татфондбанка Ильдар Халиков, пошли слухи, что и Минниханову недолго осталось на посту главы республики. Вам известно, какое отношение к Минниханову со стороны высших чиновников страны?

– Отношение к Минниханову в центре, как я понимаю, очень приличное – его считают договороспособным – я сейчас имею в виду руководителей правительства, некоторых министров и вице-премьеров. С ним трудно договариваться, но если договорился, то можно положиться. Когда я готовился к интервью, я встречался с разными чиновниками и задавал вопросы. Его признают очень способным. Ловким, сказал я, но очень упорным и упрямым клиентом, что называется.

– То есть и упрямый, и договороспособный?

– Да, конечно, это бывает. Я такой же как Минниханов – очень упрямый и договороспособный. Есть какие-то красные линии, которые я не сдам, но в остальной зоне я естественно готов договариваться.

– За последние две с лишним недели в Казани за участие в оппозиционных акциях на 10 суток арестовали зампреда "Открытой России" в Татарстане и активиста штаба Навального. До этого аресты в Казани в отношении активистов практически не практиковались. У вас есть понимание, для чего это делается? Местные власти хотят выслужиться перед федеральным центром?

​– Я не казаноцентричен – я вижу, что это происходит во многих регионах. Ничего особенного в этом нет, имея в виду, что это норма, как бы странно это ни звучало. Сейчас местные и региональные власти так себя ведут. Однако на днях Алексей Навальный то ли у нас в эфире, то ли у себя, сказал, что его удивило, что в Казани так легко и свободно прошло открытие штаба. В отличие от Владивостока. Трудно сказать – может быть, это инициатива местных, которые хотят лишнюю звездочку себе на погон или на грудь. Или поставить галочку, чтобы знали – у нас тоже за Навальным гоняются. К сожалению, ничего нового. Для меня в этом смысле что Липецк, что Казань.

– Для Казани новое.

– Но я живу не в Казани. Мой президент – Путин, но мой мэр – Собянин.

– Я к тому, что после стольких разговоров в федеральных СМИ о банковском кризисе в Татарстане, логичным было бы не привлекать к себе внимания.

– Я думаю, здесь принимают решения эти подполковники. Не придумывайте, что сидят большие дяди...Есть общее понимание, что так во всей России, а мы чем хуже. ​

О МОТИВАЦИИ ГЛАВ РЕГИОНОВ, МЕДВЕДЕВЕ И ЧЕТВЕРТОМ СРОКЕ ПУТИНА

– Алексей Алексеевич, у вас есть понимание, что мотивирует руководителей регионов пенсионного возраста оставаться на своих постах? Деньги они уже успели заработать.

– У них мотивация – решение президента. У абсолютного большинства людей мотивация быть губернаторами – решение президента. Мы знаем только один публичный случай, когда губернатор, несмотря на то, что президент его номинировал, пришел к нему и у него отпросился. Я знаю, некоторых моих знакомых, которых вызывал президент и говорил: "А не пора ли тебе поближе к народу, не поедешь ты ли туда губернатором?". Что человек скажет: "Нет, Владимир Владимирович"? Это вообще не лояльность. У нас губернаторы в основном уходят тогда, когда их просят. Редкий случай – Олег Чиркунов в Перми, когда он положил заявление и уехал из страны. На время. Вот и вся мотивация. Я знаю, что были люди, которые хотели уйти с должности, а им говорили: "Поработай еще, много недоделок оставляешь – нехорошо".

– Буквально месяц назад завершилась чистка губернаторских рядов...

– Ничего не завершилась.

– Она будет продолжена?

– Возможно. Не имеет значения. Президент продемонстрировал борьбу с коррупцией.

– Продолжит демонстрировать?

– Да, это одна из главных тем нынешней повестки дня, потому что он не хочет отдавать эту тему на откуп Навальному. Кроме того, существует огромное число арестованных, заподозренных, посаженных руководителей среднего звена в правоохранительных органах. Их счет, по-моему, уже идет на сотни – там есть борьба с коррупцией, потому что самое страшное, когда коррумпированы правоохранительные органы. Людей ловят, арестовывают – по-моему ни дня не проходит, чтобы не было сообщения.

– У вас есть понимание, что будет с Дмитрием Медведевым в ближайшее время?

– У меня нет понимания, потому что его судьба, как и судьба любого человека из властной элиты, находится в руках одного человека. В демократической стране ему был бы вынесен вотум недоверия, либо он сам бы взял тайм-аут до расследования. В данном случае его судьба бы находилась в руках Госдумы. В этом месте можно открыть скобку и написать "звучит смех". Закрыли скобку. Судьба Медведева и пост премьер-министра находятся в руках одного человека, который конфигурирует, как я понимаю, свой четвертый мандат. Что будет в центре четвертого мандата – это серьезная история. С чего он будет начинать свой четвертый мандат? Если символом третьего мандата являлось присоединение Крыма, то что будет четвертым? Неизвестно.

– Вы считаете, что Путин пойдет на четвертый срок?

– Я не вижу никаких оснований, никаких сигналов, и мое знание того, что происходит в администрации президента, свидетельствует о том, что идет подготовка к четвертому мандату. Может, и не пойдет, но подготовка началась.

Подписывайтесь на наш канал в Telegram и первыми узнавайте главные новости.​