Ссылки для упрощенного доступа

"Тюрьма — это возможность поработать над собой" . Первое интервью Яна Сидорова на свободе


Ян Сидоров после освобождения
Ян Сидоров после освобождения

Сегодня, 3 ноября, фигурант "Ростовского дела" Ян Сидоров вышел на свободу. Активист полностью отбыл четырехлетний срок. Сразу после освобождения Сидоров встретился с журналистом "Idel.Реалии". Он рассказал о проведенном в заключении времени, нарушениях в колонии, планах на будущее и отношениях с администрацией.

5 ноября 2017 года 18-летний Ян Сидоров и 21-летний Владислав Мордасов вышли на площадь Советов в Ростове-на-Дону с плакатами "Верните землю ростовским погорельцам" и "Правительство в отставку". Молодые люди, по их словам, хотели поддержать земляков, пострадавших во время крупного пожара 21 августа 2017 года, в результате которого сгорело более 100 домов и пострадало более 200 семей. Активистов задержали через десять минут и изъяли плакаты.

В 2019 году Мордасова и Сидорова приговорили к 6 годам 7 месяцам и 6 годам 6 месяцам колонии по делу о покушении на организацию "массовых беспорядков" (часть 3 статьи 30, часть 1 статьи 212 УК). В июле 2020 года Верховный суд снизил сроки до четырех лет колонии.

Amnesty International признала Сидорова и Мордасова узниками совести, а российская организация "Мемориал" (признана российскими властями иностранным агентом) — политзаключенными.

Сегодня, 3 ноября, Ян Сидоров и Владислав Мордасов вышли из колонии, отбыв четырехлетние сроки. В Димитровграде Сидорова встречала корреспондент "Idel.Реалии".

Помню, ваша мама в прошлом году шутила, что мы, журналисты, "не даем спокойно посидеть ее сыну". Расскажите, как прошло то время, которое вы провели в колонии? Много приходилось общаться с журналистами, правозащитниками?

— Я скажу так: скорее, не дают немного пожить Надежде Владимировне (мама Сидорова — "Idel.Реалии"). Я общался с журналистами и правозащитниками только в суде, когда нас вывозили. А так — нет.

— Как проводили время в колонии? Чем занимались?

— Согласно распорядку дня. А так — книжки. Не так много вещей. Спорт чуть-чуть, но там не позволяют условия по питанию, скажем так, поэтому нормальным спортом там тоже не займешься. Я больше учился. Тюрьма — это возможность поработать над собой.

— Как сложились дела с учебой? Мы писали, что колония, получив материалы, очень долго их пропускала.

— Сложилось. Всё они отдали благодаря вашим усилиям. Отдали, сказали: "Ян Владимирович, учитесь". Ну, я и учился. Единственное — я не успел закончить — это я уже сделаю на воле.

— Была информация, что после прихода нового начальника колонии осенью начались массовые обыски заключенных, которые сопровождались применением физической силы. Были ли другие подобные нарушения?

— Таких явных [нарушений] я, наверное, не назову. Я просто отвечу, что начальник колонии Комаров в определенных моментах нарушал законодательство, но сейчас по конкретному изученному факту идут проверки. Я не знаю, закончены они или нет. Я знаю, что и внутренние, и некоторые внешние службы тоже их проверяли. В целом ситуация сейчас стабилизируется, и все хорошо.

— То есть можно сказать, что таких ужасов — как в Саратове — в вашей колонии не было?

— Я сам только наслышан об этом. Но да, конечно, я не сидел в пыточной российской колонии, я сидел просто в колонии. В этой колонии не бьют, не пытают. Могут нарушать права — продлевать ШИЗО, давать СУС (строгие условия содержания), — но это не сравнится с тем, что делают в Саратове, в Омских колониях. Достаточно мест, я думаю — все правозащитники об этом знают. Есть места в России просто ужасные, куда заключенным попадать никогда не стоит.

— А СУС вам за что назначали?

— Якобы за то, что я злостный нарушитель. Из-за того, что мне давали два ШИЗО в мае. Последнее ШИЗО дали из-за того, что я якобы не вышел на зарядку. Но это все просто формальные причины. Я так понимаю, основой было желание дать мне надзор вдогонку. Но к счастью — благодаря поддержке правозащитников, главного моего правозащитника (матери — "Idel.Реалии") — получилось этого избежать.

— Некоторые СМИ начали называть вас правозащитником. Насколько это справедливо? Планируете ли вы в будущем заниматься правозащитной деятельностью?

— Наверное, все-таки здесь — в СИЗО и колонии — я не могу сказать, что это справедливо. Некоторым людям мы старались помочь, старались пресечь нарушения, которые были в СИЗО и колониях. Конкретно правозащитной деятельностью я рассчитываю [заняться], получить работу. Но это все будет обсуждаться, пока без подробностей.

Но за четыре года я насмотрелся всевозможных ужасов. Потому что просто лишение свободы ни за что — это ужасы. А у нас достаточно много людей, которые сидят либо не за свое, либо оказались в системе совершенно случайно. Никто не может помочь им с этим справиться.

— Много ли сейчас в вашей колонии несправедливо осужденных, на ваш взгляд?

— То, что я читал, дела, с которыми я знакомился, люди с которыми я общался — минимум треть — это люди, которые либо сидят вообще ни за что, либо сидят, но их статья намного более тяжкая [чем должна быть]. Это мой субъективный взгляд. Я немножечко разобрался в юридических нюансах за свой срок, но все равно, я думаю, хорошие адвокаты и правозащитники, которые обладают большими знаниями, чем я, нашли бы больше таких случаев. Но так очень много людей. Это действительно системная проблема.

— Сложно ли человеку, который сидит по политической статье, строить отношения в колонии с другими осужденными?

— Я не могу так сказать. Наверное, все-таки везде люди. Может быть, когда-то давно, еще в советские времена, когда политзаключенных было очень много (хотя мы, видимо, движемся к этим временам), и было какое-то деление. Сейчас этого деления нет. У нас с самого начала были нормальные со всеми отношения. У меня само дело необычное, достаточно запоминающееся для людей, которые там живут.

— Кто-то вам больше всего запомнился из заключенных?

— Сложный вопрос. Много есть людей, которых я запомнил и с которыми собираюсь продолжить свое общение. Не могу или даже скорее не хочу говорить конкретно.

Ян Сидоров с мамой Надеждой
Ян Сидоров с мамой Надеждой

— Какие у вас сложились отношения с администрацией колонии? Не было ли повышенного внимания к тем, с кем общались лично вы?

— Если администрация считала, что нужно что-то под меня подковырнуть, они это делали. К счастью, люди, с которыми я общался, от этого не страдали.

— А что касается ваших отношениях с администрацией?

— Сложно сказать. Было определенное внимание, но старались без оснований сверху не нарушать законов в отношении меня. В целом я вообще человек достаточно общительный, миролюбивый, вежливый, поэтому у меня с сотрудниками младшего звена складывались нормальные отношения. А вот лица высшего порядка… Каждый из них по-своему.

— Расскажите про быт в колонии. Как проходил ваш день?

— Быт можно озвучить одним словом — режим. Сотрудники контролируют твой график, твой распорядок дня. Подъем, зарядки, спортивные мероприятия, личное время. По времени завтрак, обед и ужин. Какие-то другие мероприятия культурно-массового характера.

Я работал на деревообрабатывающем предприятии, немного освоил профессию оператора ЧПУ — числовое программное управление. Производство достаточно технологичное для мест лишения свободы — и достаточно интересная работа попалась. Простое везение. Большинству людей в местах не столь отдаленных достается более скучная работа. Но работа позволяет отвлечься, помогает занять время. Все стремятся не думать о том, что твоя жизнь проходит мимо тебя, и ты прожигаешь эти годы в никуда.

— Долго тянулось время по сравнению с обычной жизнью?

— По периодам. Бывало, время летело быстро. Перед освобождением был самый долгий период. Ты ждешь, присутствует эмоциональное волнение.

— Какие планы и приоритеты на ближайшее время?

— Восстановиться. Проверить свое здоровье. Решить те проблемы, которые появились. Определиться с работой. А дальше — немного отдохнуть и распланировать свою дальнейшую жизнь. Хотя бы на ближайшее время.

— Не жалеете ли вы, что вышли в тот пикет?

— Нет, не жалею. Такой вопрос звучит часто — особенно от тех, кто сталкивался со мной в системе. Я не совершил ничего противозаконного. Конечно, я жалею, что эти годы потрачены, что я не был эти годы с родными, не развивался в каких-то других направлениях. Мне, конечно, такие вопросы не нравятся, потому что никто из нас никогда не сможет отмотать время.

Но я вижу в этом свои определенные плюсы — все-таки тюрьма помогает немного разобраться в себе, в своей голове, расставить приоритеты, научиться разбираться в людях. Когда проживаешь с ними 24 часа, видишь все их действия , ты начинаешь понимать многое.

Подписывайтесь на наш канал в Telegram.

XS
SM
MD
LG