"Pristanište" — так называется приют для вынужденных мигрантов из Украины, России и Беларуси в приморском городе Будва в Черногории. Его открыла семья Шмелевых из Москвы при финансовой поддержке бизнесмена Олега Репса и других русских и черногорских благотворителей. За последнее время помощь в "Pristanište" получили больше ста украинских, российских и белорусских граждан, бежавших от войны или репрессий авторитарных режимов. С некоторыми из них побеседовали "Idel.Реалии".

СЧАСТЛИВЧИКИ

Будва — город модный и тусовочный. Здесь танцуют до утра, встречая рассвет в беспечной компании друзей. Пьют вино в любое время суток, пишут стихи и картины, проводят концептуальные выставки и карнавалы. По узким средневековым улочкам старого города бродят толпы туристов, направляя объектив фотокамер то на Деву Марию на фасаде старинного храма, то на гимнастку, застывшую на камне у кромки Адриатического моря, то на флотилию разноцветных парусников на прилавке сувенирной лавки. В казино Будвы за ночь можно проиграть состояние, но если повезет — отыграться утром с последней фишки.

В последнее время в туристическом центре на Адриатическом море появились совсем другие люди. У них поношенная одежда, отстраненный потухший взгляд, они вздрагивают от шума фейерверков. Это — беженцы из Мариуполя, Харькова, Одессы, Киева и других украинских городов, осажденных или разрушенных российской армией. Они с удивлением разглядывают нарядную толпу на набережной Будвы, словно не понимая, куда попали. Наверное, перед их внутренним взором проходят другие картины: искореженные горящие здания, пустые глазницы окон, почерневшие скелеты домов, лежащие в руинах города и толпы людей, спасающихся от войны. По данным балканской прессы, за последние два месяца в Черногории оказались не менее 10 тысяч беженцев из Украины.

Некоторые из них нашли спасение в "Pristanište" — так называется приют для вынужденных мигрантов в Будве. "Pristanište" переводится на русский, как "Пристань", но большинство его обитателей предпочитает использовать народное название — "Пристанище". Среди его учредителей — семья Шмелевых из Москвы, бывший руководитель "Форекс-клуба" Олег Репс, а также другие российские и черногорские благотворители. Приют разместился в пяти зданиях-виллах в одном из живописных переулков Будвы. Здесь, в окружении цветущих деревьев и бережно внимательной помощи волонтеров, беженцы могут провести две недели. Им помогут найти постоянное жилье, работу, школу для детей, остаться в Черногории или переехать в другую европейскую страну.

— Почти все, кто оказался здесь, — счастливчики! — признается Светлана Шмелева, исполнительный директор "Pristanište". — Каждая судьба, каждая история — это своего рода чудо. Некоторые приезжают в одних шлепанцах и халатике, выбравшись из-под бомбёжки, другие таким чудом избежали ареста и тюрьмы. Дать этим людям "Пристанище" — это самое малое из того, что мы можем.

ИСХОД ЖЕНЩИН ИЗ УКРАИНЫ

Одна из тех, кто чудом выбралась из-под бомбежки, проехал пол-Европы и оказался в "Пристанище" — бывшая жительница Харькова, бухгалтер по профессии Анна Азарова и ее дочь Марина, студентка Киевского университета. Сейчас они живут на вилле в Будве, вечерами пьют чай на веранде в окружении цветущих магнолий, но душой они все еще там — в осажденном Харькове.

— Мы бежали не под влиянием какого-то разумного чувства, нас гнал животный страх, — рассказывает Анна. — Бомбить Харьков стали буквально с первого дня. Сначала это были ракетные удары, а потом прилетели самолеты. Это было самое страшное. Вы не представляете этот звук — низкий, пронизывающий, похожий на вой механического чудовища. Он проникает везде, нет угла в квартире, где бы ты мог спрятаться… Такое было впечатление, что ты попал в ад.

— Вы спускались в бомбоубежище?

— В нашем районе не было бомбоубежища — и подвала в доме не было. Да и пока спустишься с девятого этажа, можно элементарно не успеть. Метро далеко — и оно было переполнено с первых же дней войны.

— Бомбили жилые кварталы?

— Конечно. Мы жили рядом с микрорайоном Северная Салтовка — это был обычный спальный микрорайон Харькова, где жили обычные люди, которые говорили по-русски. И мы оказались в эпицентре войны. Неожиданно погас свет, и мы поняли, что это ударили по электростанции. Потом не стало воды и теплоснабжения, замолчал телефон — значит, взорвали Тепловые сети и телефонную станцию. Разбомбили даже экопарк, где жили медведи, тигры, львы, леопарды. У животных оказались разрушены клетки — и, скорее всего, их пришлось усыпить.

— Магазины еще работали?

— В первые дни работали. Туда повалил народ. Раскупили все, что можно: соль, сахар, крупы, макароны и вообще все. Через три дня в магазинах уже ничего не было. Люди стали массово покидать город. Я нашла машину, которая направлялась на Западную Украину. Мы двигались по центру Харькова и видели огромные жилые массивы с провалами в стенах, искореженные квартиры, откуда прямо на улицу высыпалась мебель. По городу ездили "скорые", собирая раненых и убитых. Мы присоединились к огромной автоколонне, которая медленно покидала Харьков. Машины ехали буквально по пять километров в час, а за нашими спинами полыхало зарево, слышалась канонада. Все это очень напоминало фильмы о Великой Отечественной, которые я раньше любила смотреть. А ребенок у меня в это время выехал из Киева на эвакуационном поезде.

— На вокзале в Киеве к эвакуационным поездам стремилась огромная толпа, — вспоминает Марина. — Поезда брали штурмом — тем, кто успевал залезть первыми, доставалось сидячее место. А те, кто не успел, 20-25 часов провели, стоя в проходе, прижавшись друг к другу — невозможно было даже протиснуться в туалет. Одна мама хотела пронести коляску своему семимесячному ребенку, но ей не позволили, чтобы не занимать место. Некоторые мамы долго не могли попасть в эвакуационные поезда, потому что пока они с маленькими детьми ковыляли к вагонам, все уже были забиты людьми. Мы ехали с левого берега Днепра, и у нас было более-менее спокойно, а правый берег обстреливали. В Западной Украине мы встретились с мамой…

— В Ужгороде я неожиданно встретила подругу, она была на костылях — до войны сломала ногу, — продолжает Анна. — Они с матерью собирались ехать в Черногорию, там у них кто-то был. Мы решили ехать вместе с ними, потому что нам было все равно, куда направляться — нас никто нигде не ждал. Я помню, как мы пересекли европейскую границу. Это была огромная толпа женщин с детьми (мужчин не пропускали) с чемоданами на колесиках, с какими-то сумками, рюкзаками, которая медленно двигалась через пропускной пункт, направляясь в неизвестность. Были мамы с грудными детьми, были старушки лет под 90, многие несли на руках своих животных: котов, собачек, с которыми не захотели расставаться. Исход женщин из Украины — зрелище почти библейское, я этого никогда не забуду!

— Как вы узнали о "Pristanište"?

— Это получилось случайно. Совершенно незнакомый парень в фейсбуке неожиданно прислал ссылку на "Pristanište" — мы написали, и нас приняли. Это была манна с небес, словно нам жизнь спасли! Здесь, в "Пристанище", встретив русских, я поняла, что не испытываю к ним ненависти. Ведь у русских беженцев в каком-то смысле ситуация даже хуже, чем у нас. Мы — жертвы войны, нас все жалеют, а они — представители народа-агрессора. Мы уехали, потому что нас выгнали бомбами, а они покинули Родину, приняв осознанное решение, что не могут жить при такой власти.

В "Pristanište" семья Азаровых пробыла две недели, после чего украинки получили неожиданное приглашение посетить Израиль. Семья бывших мигрантов из Советского Союза пригласила их пожить в собственном доме в городке Афула в Изреельской долине. Сейчас Азаровы в безопасности, но с тревогой читают сводки военных действий из Украины и не знают, когда вернутся домой.

"МОЯ РОССИЯ — СОВЕРШЕННО ДРУГАЯ"

Один из тех, кто покинул Россию после начала войны с Украиной, — гражданский активист Сергей (просил не указывать свою фамилию). Ему 27 лет, он коренной москвич, первый раз вышел на политическую акцию, будучи школьником старших классов. На митингах Сергей узнал об оппозиционном лидере Алексее Навальном — в 2013 году стал волонтером его штаба (признан в России "экстремистской организацией" — "Idel.Реалии"), неоднократно был наблюдателем на выборах, работал членом избирательной комиссии, выходил на одиночные пикеты. На акциях протеста его несколько раз пытались задержать, но каждый раз молодому человеку удавалось спастись бегством. Однако один административный штраф — 10 тысяч рублей — за нарушение закона о митингах ему все-таки пришлось выплатить. Свою квартиру Сергей давно уже подготовил к возможному обыску: баннер в поддержку Навального, флажки, значки, наклейки, листовки и другие "компрометирующие материалы" он успел вывезти. Когда стало известно о начале войны с Украиной, активист решил покинуть Россию.

— Я буквально за один вечер собрался и купил первый попавшийся билет в Турцию, — рассказывает Сергей. — Мама и брат меня проводили, довезли до аэропорта. Почему я принял такое решение? Я понимал, что меня могут призвать на воинскую службу в любой момент и отправить в Украину. Оружие могут не дать, так как оружие в рядах сторонников Навального им совершенно не нужно, а вот послать вперед в качестве такого "живого щита" — запросто. А если не призовут, значит, арестуют. Все стало слишком непредсказуемо. Журналисты, сторонники Навального, противники войны — все эти люди теперь в группе риска. Мгновенное отключение "Эха Москвы" для меня тоже было сигналом того, что власть уже ничем не будет гнушаться. Если ты называешь войной то, что, действительно, является войной — братоубийственной и отвратительной — ты не можешь оставаться в России.

— Почему вы сочли для себя неправильным сесть в тюрьму за свои убеждения, как это сделал Алексей Навальный?

— Вы знаете, я сам себе задаю этот вопрос. Все время думаю: правильно я поступил или нет? У меня даже обратный билет из Турции был рейсом "Победы", но я так им и не воспользовался. Я — не такой сильный человек, как Навальный. Он выбрал путь мученичества, а мне страшно. Я не хочу быть отравленным, не хочу быть убитым, не хочу сидеть в тюрьме. Я не переживу тюрьмы — я очень плохо переношу одиночество. Я — не символ протеста, меня не будет защищать весь мир. Меня просто тихо сгноят, и никому от этого лучше не станет.

— Вы работаете волонтером в "Pristanište"?

— Да, я здесь с середины марта. Недавно, когда был в центре помощи украинским беженцам, я попросил у них прощения за все, что происходит якобы от моего имени. Они приняли это очень хорошо, но я не перестал чувствовать стыд. Мне даже стыдно громко говорить по-русски на улице, поскольку я понимаю, что этот язык сейчас у многих может ассоциироваться с агрессией и безумием, которые происходят в Украине. И я не хочу, чтобы кто-то думал, что я это поддерживаю. Но я не стыжусь, что я русский, я не собираюсь сжигать российский паспорт или отказываться от российского гражданства, потому что Путин — это не Россия, я всегда это всем говорю. Моя Россия — совершенно другая. Конечно, сейчас вся жизнь перевернулась, уже не думаешь о том, что будет завтра. Есть, что есть, есть, где жить? Супер! Но я не собираюсь оставаться в Европе навсегда, мне здесь нечего делать. Россия — моя страна, Москва — мой город, я выходил с этими лозунгами, я вернусь и скажу все то же самое. Только я хочу дожить до этого. Я не дам им такой возможности: посадить меня, замучить, убить. Когда я вернусь? Не знаю, возможно, для меня знаком, что такой момент настал, будет освобождение Навального. Если он выйдет живым, то очень много людей вернется обратно.

После беседы с Сергеем привычно тянусь к фотоаппарату, но активист просит его не снимать. Родные и близкие Сергея остались в Москве, и он опасается, что к ним могут прийти с обыском.

"Я СТАЛ СВИДЕТЕЛЕМ УБИЙСТВА"

Сергею Шоману — 48 лет, он уроженец белорусского города Гомеля, по профессии — строитель. После президентских выборов 2020 года в Беларуси, Шоман был одним из тех, кто принял участие в массовых протестах, а потом был арестован.

— 9 августа 2020 в Гомеле мы вышли погулять, — вспоминает Сергей. — Народу в центре было очень много, по моим прикидкам — от 10 до 15 тысяч. Люди скандировали "Живе Беларусь!", хлопали в ладоши, машины гудели, некоторые граждане пришли с национальными бело-красно-белыми флагами свободной Беларуси. Потом мы увидели, что омоновцы перегородили улицу и готовятся к захватам. За минуту меня скрутили и потащили к машине. Я был первый, потом привели еще человек десять. Повезли нас в спортзал РОВД Железнодорожного района Гомеля. Почему в спортзал? Потому что ИВС и все отделения милиции были уже переполнены. Нас положили мордами в пол, и мы лежали так часа два, но нам повезло — нас не били. Бить людей начали на третий день протестов, начиная с 11 августа. Задержанных было очень много, и всех колотили и ногами, и руками, и дубинками! Я слышал крики, стоны, звуки ударов и даже стал свидетелем убийства…

— Убийства?

— Да, именно так. Вместе со мной был задержан молодой парень — его звали Александр Вихор. Мы были вместе в спортзале РОВД, а потом нас повезли в суд. Там всем задержанным дали по 15 суток за участие в незаконном публичном мероприятии. Когда нас посадили в автозак, у Александра вдруг началась истерика. Он кричал: "Мама, папа, меня убивают! Помогите, спасите!". Один из конвоиров брызнул ему в лицо перцовым баллончиком. Когда нас привезли в СИЗО, всех стали из машины выпускать, а его оставили. Потом я узнал, что Александр Вихор погиб. Я думаю, менты его забили до смерти. Когда его матери выдали тело, она обнаружила следы побоев, гематомы, переломы. А когда я сидел в гомельском СИЗО, у нас в камере половина арестантов была избита. Один сокамерник занимался художественными татуировками, политикой не интересовался. Но вечером во время массовых протестов он вышел погулять с собачкой. Его скрутили омоновцы прямо у подъезда и отмудохали так, что он четверо суток встать не мог.

— Почему вы решили покинуть Беларусь после начала войны с Украиной?

— Когда пришла эта война, все стало особенно мерзко. Многие из тех, кто вместе со мной участвовал в протестах, кто был против Лукашенко, вдруг оказались сторонниками войны с Украиной. Причем я даже не могу сказать, что они стали жертвами пропаганды, потому что такой агрессивной пропаганды, как в России, в Беларуси не было. Но многие белорусы сочли, что они должны быть с Россией, а Украина — предательница, потому что решила податься в Европу, вступить в НАТО.

Все это производило ужасное впечатление, и в какой-то момент я понял, что я так больше не могу… Я собрался и уехал в Грузию. Но Грузия встретила меня дождями — и что-то у меня там не задалось. Основной проблемой стал язык — эта вязь, которая славянину совершенно непонятна, прочитать названия улиц, вывески на магазинах — нереально. Да и по-русски говорит только старшее поколение, а молодежь уже не понимает. В общем, у меня был приятель в Черногории — он пригласил меня к себе. Черногория произвела на меня самое благоприятное впечатление: язык понятен, люди душевные. Я думаю, что останусь здесь надолго, потому что пока в России и Беларуси правят эти двое — Путин и Лукашенко — вернуться на Родину я не могу.

В "Pristanište" Сергей Шоман провел около недели — за это время он нашел себе жилье, работу и сейчас собирается оформлять ВНЖ. Своей жизнью в Черногории белорус весьма доволен — даже землетрясения, которые случаются здесь время от времени, его не испугали.

"СИНЯЯ КНИГА"

Перед тем, как покинуть "Pristanište", его гости оставляют записи в тетрадке с синей обложкой, которую здесь называют "Синей книгой". Каждая запись словно драма со счастливым концом.

— Вот, например, молодая пара — Саша из Ярославля, а Диана из Харькова, — рассказывает волонтер "Pristanište", уроженец Ставрополя Александр. — До войны они жили в Украине. Когда Харьков стали обстреливать, они сумели выбраться в Черногорию. А потом хотели двигаться дальше в Европу. Но Диане как украинке давали визу, а Саше — нет. А они не были женаты, просто не успели до войны. Это была настоящая драма. Но все закончилось хорошо — международные журналистские организации помогли Саше (он журналист) получить чешскую визу. И влюбленные благополучно уехали в Гейдельберг.

"Мы безмерно благодарны "Pristanište" и лично Александру, Владимиру, Марии Шмелевым за очень теплый душевный прием в Черногории. Благодаря их помощи мы смогли отвлечься от проблем, от войны, прийти в себя и продолжить наш путь!" — читаю я в "Синей книге".

— Или другая история, — продолжает Александр. — Украинцы из Одессы, они приехали на машинах с детьми, жили у нас две недели, потом отправились в Хорватию. Одесситы долго не могли понять, почему 144-миллионный народ не может справиться с одним Путиным. Первое время даже сердились на нас, но расстались мы лучшими друзьями. Очень трогательная история семьи Ермоленко из Мариуполя. Они вырвались буквально из-под бомбежки, их дом был разрушен, а сами они чудом остались живы.

"Когда мы думали, что остались одни, Светлана Шмелева позвонила и сказала: "Не спешите, мы ждем вас". Это было как глоток свежего воздуха. Сейчас такое время, когда родные становятся чужими, а чужие — родными! Это мы испытали на себе. Спасибо вам большое! Все будет хорошо!" — написали украинцы в "Синей книге".

Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Что делать, если у вас заблокирован сайт "Idel.Реалии", читайте здесь.