Министерство юстиции России 18 августа объявило калмыцкого политика Владимира Довданова "иностранным агентом". "Idel.Реалии" побеседовали с ним об этом решении, о его деятельности и планах на будущее.
63-летний Владимир Довданов — уроженец районного центра Городовиковска (по-калмыцки — Башанта) на юго-западе Республики Калмыкия. В советские годы служил в Монголии, затем работал в органах МВД, в 1991 году организовал и возглавил республиканскую федерацию тхэквондо в Калмыкии. Долгое время участвовал в различных оппозиционных движениях, был членом регионального отделения партии "Яблоко", сотрудничал с независимыми этноязыковыми активистами.
В 2021 году Довданова избрали членом Конгресса ойрат-калмыцкого народа — представительного органа национальной интеллигенции и оппозиционных сообществ, который до начала полномасштабной войны в Украине проводил очные заседания в Элисте. В 2022 году руководство Конгресса публично осудило российское вторжение в соседнее государство, после чего большинство членов организации было вынуждено покинуть страну. В конце того же года Конгресс опубликовал декларацию о независимости Калмыкии как своей главной цели.
— Вы сейчас живете в Литве. Как вы там оказались?
— Я никогда не думал, что на старости лет буду вынужден покинуть родную республику. Особенно если учесть, что в последние годы у меня были проблемы со здоровьем, которые ограничивали мою работоспособность, и я не был особо публичным лицом. Помогал своим друзьям из нашей оппозиции, писал статьи — но не более того. Всё изменилось после нападения России на Украину: 8 и 10 марта наш Конгресс подписал заявление о резком неприятии этой преступной войны и обращение к нашей молодежи, чтобы она не принимала в ней участия.
На нас сразу же началось давление Центра "Э" — мерзкой организации, которую сразу после обретения независимости надо запретить, а сотрудников — люстрировать. Было понятно, что оставаться в стране опасно, и мы с женой поехали в Москву, попытались получить визы Греции, чтобы хотя бы временно уехать. Сначала всё шло хорошо, но потом они резко отказали. Я предполагаю, что им могли передать какой-то сигнал из органов. Поскольку я сам бывший сотрудник МВД — советского, конечно, — я прекрасно понимал методы их работы и будущие планы, прекрасно знал, что с нами могут сделать, поэтому надо было искать другие возможности срочного отъезда.
— Вам поступали личные угрозы? Или речь шла о давлении на Конгресс в целом?
— Личные, конечно. Правда, меня опасались открыто обличать, обзывать, ругать. У меня всё-таки есть некоторый авторитет, в том числе среди сотрудников полиции — многие ведь учились у меня тхэквондо, все знают, кто я такой, чем занимался раньше. Кроме того, они ведь знали, что я говорю правду — а как за это можно наказывать? Я одно время пытался скрываться, ночевал не дома, но довольно быстро перестал, решил — что я буду на точке в степи отсиживаться? Вернулся домой — и меня тут же "взяли". На меня составили два протокола, я всё подписал. Надо признать, что сотрудники, которые их составляли, чувствовали себя неудобно. Видимо, наша риторика, построенная на правде, на исторических событиях, берет верх. Им просто нечего противопоставить. Орать на меня "заткнись" они, естественно, не могли — они понимали, что я прав.
Надо принять во внимание, что каждая семья в нашем народе, каждый род, каждый субэтнос — все пострадали во времена Сталина. Все прошли через сталинскую депортацию, настоящий геноцид: я потерял в Сибири девять дядек — из семьи в 12 человек, среди которых была моя мама; выжили трое. Большая часть семьи погибла, и эта история понятна каждому ойрату (некоторые люди считают исторические коннотации этнонима "калмык" оскорбительными и предпочитают самоназвание "ойраты" — "Idel.Реалии").
Можно сказать, что уничтожение ойратов в России в том или ином виде планомерно шло с 1918 года, с Гражданской войны — и закончилось лишь в 1957 году. Тогда нам разрешили вернуться на родину, но при этом не вернули республике многие территории, не вернули людям их дома, не извинились, не выплатили компенсаций. А ведь в депортации перестали существовать целые рода.
— То есть силовики могли сочувствовать вашей риторике, поскольку знают историю своего народа?
— Именно так. У нас об этом знает каждый человек, даже если он работает в Центре "Э". Когда я напоминал об этом сотрудникам органов, я видел, что задеваю что-то, видел, что в их душе присутствует затаенная боль за свой народ. Я недавно давал интервью украинскому блогеру и указывал на этот момент. Он меня спрашивал: "Многие вас поддержат, если вы попробуете прийти к власти?" Не я лично, а национально-освободительное движение в целом. И я назвал цифру — 50-60% среди полицейских, особенно среди рядовых, младшего и среднего офицерского состава. Среди сотрудников ФСБ, конечно, меньше — 10-15%.
Мы рассчитываем, что когда мы вернемся назад, многие не одурманенные и не зомбированные люди примут нашу сторону — и мы вместе будем строить свое государство уже без участия русских. Мы не желаем зла русскому народу, пускай тоже строят свое государство — просто уже без нас.
— Каким образом вы в итоге выехали из России?
— Мы обсудили ситуацию с семьей, с коллегами по Конгрессу и поняли, что надо выезжать как можно скорее — пусть даже не имея европейских виз. Мы вылетали из Минеральных Вод (там меня, кстати, опять задержали на полчаса) и должны были добраться до Стамбула с пересадкой в Ереване, но рейс задержали — и мы не успели на стыковку. В итоге поехали на такси в Грузию, добрались до Тбилиси, прилетели оттуда в Стамбул. В Турции около месяца ждали литовских виз и с тех пор находимся в Вильнюсе.
— В каком статусе вы живете в Литве?
— Мы беженцы, ждали решения по убежищу чуть больше года, причем долгое время не имели права на работу, но это мелочи — я очень благодарен правительству Литвы и народу Литвы за то, что они нас приняли. Мы были в стрессе, в подвешенном состоянии, не имели виз, а тут нам предоставили такую возможность вздохнуть свободно. Более того, я вижу в Литве много союзников нашего дела — мы участвовали здесь в политических клубах, встречались с представителями министерства иностранных дел.
Многие литовцы, которые сами пострадали от русского колониализма, хорошо понимают наши проблемы и надежды. Я уверен, что если — вернее, когда — мы обретем независимость, у нас будут плодотворные и взаимовыгодные политические и экономические связи с этим государством.
— Как вы отреагировали на новость о том, что вас признали "иностранным агентом"?
— В первую очередь, наверное, удивился, я был в шоке. Не то чтобы я испугался. Наоборот — обрадовался: после стольких лет — признание! Удивился я тому, что выбрали меня. Если посмотреть на деятельность председателя нашего Конгресса Арсланга Санджиева или его заместителя Батыра Боромангнаева, их заслуги гораздо выше, чем у меня. Я стал думать: почему они выбрали именно мою кандидатуру? А потом понял — это немного конспирологическое объяснение, но единственное, которое у меня есть.
В общем, было одно интервью, где меня спросили, "иноагент" я или нет, а я ответил — больше, наверное, в шутку — что звание "иноагента" раздают всяким "хорошим русским", то есть номинально оппозиционным сторонникам имперских ценностей, чтобы им было легче внедриться в западное сообщество. Не прошло и нескольких дней, как меня самого назначили одним из них — как будто поиздевались.
— Получается, вы стали первым калмыцким "иностранным агентом"?
— Нет, вторым после верховного ламы Тэло Тулку Ринпоче. Он ведь духовный лидер; какое может быть у меня — простого гражданина, обывателя — сравнение с ним? Но я, конечно, тянулся за ним, за его знаниями, и вот так неожиданно меня поставили в один ряд с ним — для меня это честь.
Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Что делать, если у вас заблокирован сайт "Idel.Реалии", читайте здесь.
