Ссылки для упрощенного доступа

Вот тебе, палочка, и Кохов день! Туберкулёз выпустили из Каменки в Казань


Асия Киняшова на крыльце закрытого туберкулёзного диспансера, в котором она проработала 50 лет.
Асия Киняшова на крыльце закрытого туберкулёзного диспансера, в котором она проработала 50 лет.

Один из старейших туберкулёзных диспансеров Казани могут закрыть навсегда. Часть помещений больницы в Каменке Роспотребнадзор опечатал ещё в апреле. Пациентов отправили кого куда, и часть уже оказалась на улице. Администрация с тех пор неустанно вывозит из зданий оборудование и мебель, а медсёстры паллиативного отделения, наотрез отказавшиеся покидать форпост, бьют во все колокола: по их мнению чиновники Минздрава Татарстана выпустили в Казань биологическую бомбу замедленного действия.

Я встречаюсь с медсёстрами паллиативного отделения на окраине посёлка Каменка, у калитки, ведущей в туберкулёзный диспансер. Одна из них, Ирина Кулыгина, показывает мне снимок на своём смартфоне. На снимке человек бомжеватого вида в жёлтой куртке ёжится на скамейке. Снимок сделан у часов на улице Баумана в конце апреля.

— Это наш, — поясняет Кулыгина. — Я только одно фото успела снять...

— Он нас увидел — и лицо закрыл. Спрятался. Только глаза оставил. Вот так вот кутался, сидел, — Асия Киняшова, работающая в паллиативном отделении Каменки с сентября 1970 года, поднимает чистую белоснежную маску до самых глаз, изображая, как прятал от них своё лицо пациент.

Елена Сырцова, у которой в Каменке работали ещё дед с бабушкой, называет мне имя пациента (сократим его до А.) и рассказывает краткую историю его появления в Каменке:

— Сам из Уфы. Приехал в Казань на заработки, работал на стройке, сломанная челюсть была. При обследовании выявился туберкулез. А потом — и ВИЧ. В последнее время очень много больных приезжих стало — из Самары, из Уфы… Из районов — Тетюши, Дрожжаное…

— У них у всех практически — открытая форма, — поясняет Киняшова.

— Если ВИЧ-инфекция, там практически у всех — открытая форма, — продолжает Сырцова. — Идёт прямое выделение палочек в окружающую среду.

— Подавить нельзя это?

— Почему, можно. Но надо в стационаре — чтоб он никуда не выходил. Принимал лекарства подконтрольно. А он же ничего не принимает. Может, он уже и умер. У него ноги уже были опухшие.

Тот самый пациент, которого медсёстры обнаружили на Баумана.
Тот самый пациент, которого медсёстры обнаружили на Баумана.

"ОНИ УШЛИ НА УЛИЦЫ. ВО ДВОРЫ"

На улице, уверяют меня медсёстры, в таком состоянии оказался далеко не один лишь А. Это только формально пациентов закрывающейся Каменки администрация больницы распределила по другим тубдиспансерам.

— Больных переводили. Кого в Лениногорск, кого в Нижнекамск, кого в Челны, кого в Зеленодольск. И несколько человек — в РКПД. Это в Дербышках. Центральный офис… — рассказывает Киняшова. — Да только многие уже выписаны и теперь в Казани на Баумана сидят.

— Что значит "выписаны"?

— За драку, за пьянство… Некоторые сами ушли… Ну они попали в другой диспансер, у них там несостыковка с местными получилась. В Челнах поножовщина была... И наших больных просто-напросто выкинули на улицу.

— И они недолеченные на улице?

— Бактериовыделение у них. И сидят на Баумана, там сквозняк, там иностранцы, там дети… Они мало того, что с туберкулёзом, они ещё ВИЧ-инфицированные. Конечная стадия.

Да и распределили не всех. Часть наотрез отказалась переводиться.

Асия Киняшова
Асия Киняшова

— У нас были люди, которые не соглашались переходить в другие стационары нашей системы, — рассказывает Асия Исхаковна. — И вот и.о. завотделения Галимова Лилия Фаритовна заставила взять у них расписку, что они отказываются от стацлечения. Мы эти заявления подклеили в истории болезни. Они писали, что отказываются из-за того, что их куда-то переводят.

— А они хотели бы остаться здесь?

— Да. В нашем отделении только было девять человек. Из них в моих палатах было шесть человек, и все шесть — устойчивая форма туберкулёза. Активные бактериовыделители. Часть — ВИЧ-инфицированные. И все без определенного места жительства. Они ушли на улицы. Во дворы.

— Она заставила их подписать?

— Она заставила меня взять расписку, что они отказываются. Они писали расписку, что они отказываются переходить, переезжать в другие стационары республики. У одного, казанского, мама лежачая, ей ноги отрезали. Обе ноги. И он приходил на дневной стационар, чтобы только принять таблетки, а потом после обеда уезжал домой — памперсы менять. И он сказал — куда я поеду, мне мать на кого оставить? Единственный сын.

Елена Сырцова
Елена Сырцова

— Они еще нас успокаивали, — добавляет Елена Сырцова. — Мы ходили в расстроенных чувствах, а они говорили: "Да не волнуйтесь, да не закроют нас! Да кому мы нужны! Куда нас денут?"

— А в результате люди на улице?

— На улице, — подтверждают мне медсёстры. — Кого куда выкинули.

— Сколько у вас больных было до того, как закрывать начали?

— В нашем отделении — 36 человек. А по больнице — 120, наверное, с чем-то.

— И все 120 человек либо переведены куда-то, либо направлены на улицу?

— Да. Но из тех, которых перевели, уже многие выписанные. В Нижнекамске Е., который у меня в 13 палате лежал, тоже выписанный. За нарушение режима.

— А что с ним случилось? Тоже поножовщина?

— Нет, поножовщина в Челнах. Может, выпил. Или ещё что-то. Они люди-то такие — в стрессовом состоянии все. А потом, понимаете, это как в зоне, — начинает объяснять Киняшова. — Они же все — сидевшие. Они приходят — у них свои законы. Мы уже с ними сжились, у нас симбиоз: они к нам привыкли, мы — к ним. Мы уже их повадки знаем, нравы. Кто агрессивен, кто — не так. И у нас к каждому индивидуальный был подход. И контролируемое лечение. Больной в присутствии медсестры должен выпить таблетки, и она только потом отмечает каждую дозу медикамента, которую он принял. Многие были против этого: "Вот, стоите, как надзиратели!" Но потом привыкали к этим вещам. У нас поножовщины не было. И агрессивно на персонал себя не вели. За полвека работы не могу сказать, что какой-то больной был ко мне агрессивен.

Ирина Кулыгина
Ирина Кулыгина

— У нас тяжелые больные, самое главное, чистые лежали, — заверяет Кулыгина. — Мы каждую неделю мыли. Памперсы меняли, ногти, волосы стригли. Они у нас были чистенькие, аккуратненькие. Постель меняли. У нас своя прачка на территории больницы. И горячая еда. Они говорили: "У вас хорошо кормят". Даже которые приходили из других больниц так говорили.

ГРЯЗНАЯ ЗОНА, ЖИВОЙ ИЛ И МЕТРОВЫЕ СТЕНЫ

Опустевшая Каменка напоминает пионерлагерь в пересменку. Или, скорее, даже санаторий, построенный в советские времена. Приземистые краснокирпичные корпуса, разбросанные между высоченными соснами, пищеблок, котельная, просвечивающий насквозь дощатый забор по периметру.

Но есть отличия. В новеньком аккуратном бело-синем здании с тюльпанами у крыльца — морг. На двери большого нежилого корпуса — зловещее "Дез. камера. Грязная зона".

В этом видео вы можете узнать подробности закрытия больницы Каменка, услышать рассказы увольняемых медиков и совершить вместе с корреспондентом нашего издания прогулку по территории закрывшегося диспансера:

За пределами тубдиспансера — особые очистные, гордость предыдущего главврача Агзама Залялиева. Гул этих очистных слышен в посёлке и даже в ближайшем леске.

— Их строили специально для туберкулёзной больницы. С 1992 года функционируют. Тут ил живой, — объясняет Асия Киняшова. — У нас полы моют хоть и дезраствором — но чтобы палочка умерла, нужна экспозиция, время выдержки... Там идёт обеззараживание на первичном уровне, а здесь уже — конечный выход: обеззараживается, чтоб на ноль было. И берут посев сточных вод — есть высев палочки в очищенной воде или нету. У нас всегда результаты отрицательные.

Ворота биологических очистных сооружений
Ворота биологических очистных сооружений

Как позже дополнит рассказ Киняшовой врач-фтизиатр Людмила Нефёдова, особенность очистных в Каменке в том, что, что здесь используют "специальный ил, который фагоцитирует и обеззараживает микобактерии туберкулёза. Потом всё фильтруется — и вытекает с этих очистных практически чистая вода. Сам ил периодически меняют, но пока он живой, он работает, действует. В нём содержатся фагоциты — бактерии, которые утилизируют туберкулёзную палочку, поглощая и нейтрализуя её".

— В РКПД (Республиканский клинический противотуберкулёзный диспансер в Дербышках — "Idel.Реалии") есть аналогичные очистные?

— Как я знаю, там на стадии строительства. Даже когда по нашей жалобе приехал Алексеев (Алексей Алексеев, главврач РКПД — "Idel.Реалии"), он сам сказал: таких очистных, как наши, там нет. Их система очистки на стадии строительства (по неподтвержденным пока официально данным, РКПД в Дербышках пользуется очистными КОМЗа; сооружения промпредприятия, соответственно, рассчитаны на промышленные стоки, а не на обеззараживание туберкулёзной палочки — "Idel.Реалии").

Управление Роспотребнадзора по РТ закрыло тубдиспансер в Каменке в апреле. Точнее, приостановило его работу на 90 дней. Официальная причина — "неудовлетворительное санитарно-техническое состояние". Минздрав РТ и администрация больницы к такому раскладу, судя по всему, давно готовились.

— 15 апреля подписали акт проверки Роспотребнадзора — но уже тринадцатого во всём диспансере оставался один-единственный больной — и его в тот же день увезли, — недоумевает Асия Киняшова.

Внешне тубдиспансер выглядит неприглядно, соглашаются медсестры, на его корпуса, введенные в эксплуатацию в 1964-м (старые деревянные сооружения дореволюционной постройки, увы, не сохранились) вполне надежны: толстые кирпичные стены, мраморные полы и совсем свежая, блестящая оцинковкой кровля (с замены крыши прошло лишь около десяти лет).

— Они говорят: до 1 июня здесь останутся голые стены — и потом нас куда, я не знаю, — рассказывает Асия Исхаковна. — Сказали, будут уже ломать здания. А эти здания в 1964 году ввели в эксплуатацию — ну, наверное, в 1962-1963 гг. строили — это метровые стены! Понимаете, метровые стены! Им износа нет.

— Здесь просто нужен хороший ремонт, — уверяет Елена Сырцова.

— А в Лениногорске, говорят, полы деревянные — и практически прогнившие, — делится информацией Киняшова. — Пять человек наших там.

— Но они же вроде там, по вашей информации, не задержались?

— Это кто мог. Там и лежачие были. Один вроде уже умер. Усмешкин.

— Усмешкин? Вот бедолага! У нас лет пять лежал — а там помер!.. — причитают другие медсестры.

"ИЗ ДЕРБЫШЕК УЖЕ БЕГУТ"

О перестройке Каменки чиновники задумались несколько лет назад, еще до коронавируса. На это ушло целых полтора года. Но в итоге, на второй год эпидемии вынесли вердикт: корпуса морально устарели. Вслед за этим началось переселение больных и персонала.

16 апреля в Каменку приезжали из РКПД, — вспоминает Асия Киняшова. — И всех сватали в другие медучреждения. Кого в Юдино, кого в Зеленый Дол, кого в РКПД, кого на Сибирский тракт, кого в Обсерваторию. Кто был не согласен, на тех просто кричали: "Уходите, увольняйтесь!" И люди увольнялись. Тридцать с лишним человек со слезами на глазах уволились.

— Те, кто устроился в РКПД, оттуда уже бегут, — вклинивается в разговор Сырцова.

— Почему бегут?

— Потому что нам сказали: наши ставки будут переведены в РКПД. Мы заняли их свободные ставки, отняли у них подработку. Соответственно, к нам отношение, как к штрейкбрехерам. Мы там не нужны. Мы отнимаем их деньги… И людям создают условия очень тяжелые. Нам предлагают гнойную хирургию, где никто не задерживается.

Только одной Асие Исхаковне предложили дежуранта. А всем остальным — гнойная хирургия, приёмное отделение, лаборатория, участковые. Где огромный объем работы и зарплаты очень маленькие, откуда люди все бегут. Вот нас суют в такие вот места. И многие, кто в первую волну устроились в Дербышки — уже оттуда поувольнялись. Потому что к ним придираются, предъявляют повышенные требования, создают невыносимые условия труда…

— Они плачут и увольняются, — добавляет Кулыгина.

Привкус во рту был, как будто химиотерапию проходила

— А мы остались только потому, что выяснилось: мы паллиативное отделение федерального назначения, мы минздраву местному не подчиняемся, мы подчиняемся Москве, — объясняет Киняшова. — И поэтому нас они вынуждены были оставить. Юрист сказал: "Мы даже табурет не имеем права взять". Хотя практически в отделении ничего сейчас не осталось. Голые стены. Всё вывезли!..

Пока мы с медсёстрами говорим, обходя территорию, персонал, лояльный администрации, продолжает деловито набивать машины имуществом тубдиспансера. В качестве грузовичков используются скорые, в которые загружают мебель, какое-то оборудование…

— Здесь работали из Арска, из Казани, Балтасей… Человек 250 сотрудников, — продолжает Асия Исхаковна.

— И осталось одно ваше отделение?

— Да, человек десять… Что-то мне плохо стало. Можно я присяду?

— Вон, видите окна на первом этаже, — показывает Елена. — Рентген-кабинет, в котором нас держали больше двух недель…

В рентген-кабинет медсестёр паллиативного отделения перевели после того, как они отказались переводиться или увольняться. Никакой дезактивации помещения, уверяют они, проведено не было.

— Во рту такой привкус был, как будто химиотерапию проходила, — делится ощущениями Ирина Кулыгина. — Я же онкологией переболела, сейчас выздоровела, а привкус — как будто вот это вот лекарство, химия. Домой приходила с такими головными болями!.. Тошнило, спать не могла.

Окошко рентген-кабинета
Окошко рентген-кабинета

— Вы подозреваете, что это было сделано, чтоб вы уволились сами?

— Да, нас просто вынуждают, — кивает Асия Исхакова. — Там у нас не было ни масок, ни перчаток, ни дезраствора, ни баклампы. Мы просто там сидели в инфекции... Перевели нас лишь, когда я жалобу написала — и разослала её везде, включая прокуратуру, следственный... Старшая сестра на меня накинулась, кричала, орала… А в понедельник положила пачку масок и пачку перчаток. До этого ни масок, ни перчаток не было.

— Вы по-прежнему ходите на работу — но делать вам нечего?

— Мы отсиживаем полную рабочую смену — с восьми до двух, а оплачивают нам как две трети. Ждём победного конца. Всё-таки надеемся, что разум-то возобладает над нашим руководством — и они откроют эту больницу.

"ПРИХОДЯТ ДЕТИ, ВДЫХАЮТ И ЗАБОЛЕВАЮТ"

Врач-фтизиатр Людмила Нефедова проработала в Каменке 28 лет. Она, как и медсёстры, из паллиативного отделения — но в отличие от них всё же приняла предложение перевестись в Зеленодольский тубдиспансер.

Мы записываем интервью буквально на бегу, в салоне её машины, стоящей у одной из казанских поликлиник.

Здесь Нефедова проходит лечение (болезнь, по её мнению, вызвана стрессом, полученным в результате событий, связанных с закрытием диспансера в Каменке и переводом).

— Были периоды, когда я выполняла обязанности заведующей отделением. В частности, в паллиативном отделении — около пяти лет. Перед этим я прошла учебу в Москве, по паллиативной медицине. Но потом очень невежливо, с угрозами, с оскорблениями потребовали, чтобы я с должности ушла. Я начала очень сильно болеть — и вынуждена была уйти. Если б я была более или менее в состоянии бороться, я бы боролась и дальше.

Как это произошло? Какая была процедура?

— Я написала заявление на отказ от заведования и перешла во врачи-дежуранты.

Вы сейчас работаете в Зеленодольске?

— Да. Сказали, что туберкулёзная больница в Каменке уже не откроется. И что в Зеленодольске кадровый дефицит. И нас, двоих врачей, перевели в Зеленодольск, в тубдиспансер.

Наверное, вы интересовались, почему больницу закрывают. Кто и чем мотировал это закрытие?

Да, мы конечно интересовались... Сказали: морально устарела. И нуждается в переселении в более новое, современное здание. Приводили в пример новые инфекционные больницы, которые построили в связи с коронавирусом. Мы удивились: больницы еще нет — а нашу Каменку уже закрывают.

Где же должны в этот период лечиться пациенты? Потому что их с каждым днём становится всё больше и больше. Туберкулёз стал расти, пошёл опять в рост — в связи с тем, что ещё и коронавирусная инфекция ослабила иммунитет, и многие больные, перенесшие коронавирус, заболевают туберкулёзом.

Вам известна судьба ваших пациентов?

— Я лично не встречала наших больных, кто был переведен в другие лечебные учреждения или был выписан — но сотрудники встречают этих больных даже на улице Баумана. Последний раз они засняли даже это на телефон. Больные наши с туберкулёзом, зачастую — с ВИЧ-инфекцией сопутствующей, гуляют вот по центру Казани, по Баумана… Эти больные — "социально неблагополучные". И как правило течение такого туберкулёза при сочетанной инфекции очень неблагоприятное.

А насколько это заразно?

— Туберкулёз тоже воздушно-капельная инфекция, и если больные не соблюдают санитарные нормы — гуляют на детских площадках, схаркивают там свою мокроту, в которой имеется большое количество микобактерий туберкулёза — на эту площадку приходят дети, вдыхают и заболевают.

Заражение может произойти даже на открытом воздухе?

Может. Конечно.

И как долго палочка сохраняет активность?

— В Санкт-Петербурге исследовали почву вокруг туберкулёзной больницы: в течение пятидесяти лет находили палочки, которые при благоприятных условиях опять становились живыми и патогенными. То есть, вызывали инфекцию.

И если это совсем свежая мокрота, то её патогенность гораздо выше?

— Выше, да. При попадании в благоприятные условия.

Полную версию интервью мы опубликуем отдельно.

24 мая редакция "Idel.Реалии" отправила запрос в Минздрав РТ, попросив прокомментировать ситуацию с Каменкой. На момент выхода публикации ответ на запрос так и не был получен. Сами медсёстры паллиативного отделения теперь говорят, что их всё-таки переведут из Каменки в Дербышки с 1 июня. Правда, администрация уверяет, что это только на период реконструкции — Каменку, мол, решено сохранить. Асия Киняшова считает, что это может оказаться не более чем маневром. Никаких официальных документов на этот счёт она не видела, а один из сотрудников, уверяет она, проговорился, что в последние майские дни уничтожают личные дела пациентов. Причём даже относительно свежие…

Если ваш провайдер заблокировал наш сайт, скачайте приложение RFE/RL на свой телефон или планшет (Android здесь, iOS здесь) и, выбрав в нём русский язык, выберите Idel.Реалии. Тогда мы всегда будем доступны!

❗️А еще подписывайтесь на наш канал в Telegram.

XS
SM
MD
LG