От журналиста провластного СМИ до эмигранта с оппозиционными взглядами. История жителя Ульяновска Игоря Улитина

36-летний журналист из Ульяновска Игорь Улитин последние 8 лет работал в "Народной газете", учредитель которой — правительство региона. Еще с 2014 года — после начала боев на Донбассе — он придерживается антивоенных взглядов. Однако этот факт не помешал ему до октября 2022 года работать в провластном издании. После объявления "частичной" мобилизации Улитин эмигрировал в Казахстан. Оказавшись в новой для себя стране, он связался с "Idel.Реалии" и предложил рассказать свою историю. Почему не все журналисты из правительственных СМИ — "мрази и пропагандисты", по какой причине он разочаровался в своих земляках, а также как работают региональные СМИ во время войны — Улитин рассказал в интервью нашему изданию.

Игорю Улитину из Ульяновска 36 лет. 14 из них (с 2008 года) он работает журналистом. Начинал карьеру, как он выражается, "в конторах Габрелянова" — в ульяновских филиалах газеты "Жизнь" и издания LifeNews. Улитин вспоминает, что после окончания педагогического университета в сельской школе ему предложили зарплату в 6 000 рублей, тогда как в вышеназванных СМИ — около 8 000 рублей. "В то время в Ульяновской области эта разница была приличной", — говорит он.

Позднее Улитин работал в филиале газеты "Комсомольская правда" и в издании "Главные новости Ульяновска". С 2014 года пришел в издательский дом "Ульяновская правда", а именно в "Народную газету". У нее нет сайта, тексты публикуются в социальных сетях и в печатной версии газеты, тираж которой 5 000 экземпляров. По словам Улитина, основные читатели — люди старше 40 лет, проживающие в области. "То есть там, где нет интернета, а в селах Ульяновской области с этим очень грустно", — констатирует Улитин. Учредитель "Народной газеты" — правительство региона.

— Федералы не ругают Путина, но при этом могут пройтись по министерствам. У нас примерно такая же система. То есть мы не могли ругать губернатора и федеральные власти, но никто не запрещал нам писать критические материалы по остальным темам, которые главу региона не касаются, — рассказывает Игорь Улитин.

В основном он писал о медицине, сельском хозяйстве, экологии, ЖКХ, социальных проблемах и образовании. Освещал в том числе современное искусство, краеведение и исторические темы. После начала войны стал писать под псевдонимом. "Это нельзя назвать протестом. Это, скорее, желание иметь минимальные ассоциации с правительством, которое поддерживает войну", — уточняет Улитин. На вопрос, "стыдно ли ему за это", он, не задумываясь, отвечает: "Да. С того момента мне не хотелось, чтобы читатель видел, что журналист Улитин пишет статьи. Хотя, казалось бы, совершенно не касающиеся войны".

"УЕХАЛ В КАЗАХСТАН ИЗ-ЗА МОБИЛИЗАЦИИ"

— Когда вы уехали в Казахстан?

— Из Ульяновска я уехал 4 октября. Границу пересек 6 октября. Приехал в Петропавловск (город на севере Казахстана — "Idel.Реалии"), а оттуда — в Алматы.

— Вы уехали из-за мобилизации?

— Да, я уехал в Казахстан из-за мобилизации. Я служил в армии — это первое. Второе — у меня довольно подходящая военно-учетная специальность — я служил в ремонтно-восстановительном батальоне. Третье — как показала практика первых дней мобилизации, призывали людей преимущественно моего возраста: 30-50 лет. В 36 лет я очень даже подходил. Наличие каких-то небольших заболеваний, которые у меня есть, роли бы в этом случае не сыграло. Последней каплей стало присутствие на моей лестничной площадке двух мужчин с листочками в руках, очень похожими на повестки. Они звонили и стучали в двери по всей лестничной площадке.

— Но проблем с переходом границы у вас не было?

— Я уезжал на поезде из Самары. Проблем на границе не было вообще. Я очень удивился этому. Со мной ехали несколько парней — и вопросы задавали им. Это были молодые парни младше меня. Одному из них при посадке задавали вопросы полицейские. Другому, который сел в поезд позже, задавали вопросы уже пограничники. На меня же не обратила внимания ни полиция, ни пограничники. Возможно, я выгляжу старше своего возраста; может быть, они делали это все выборочно.

— Вы поехали именно в Казахстан, поскольку на тот момент это был самый простой вариант?

— Да, это ближайшая граница от Ульяновска. Кроме того, у меня здесь живут родственники — есть, у кого остановиться. Стоимость аренды жилья здесь сейчас взлетела до каких-то невероятных уровней.

"МЫСЛИ УВОЛИТЬСЯ БЫЛИ ЧУТЬ ЛИ НЕ 24 ФЕВРАЛЯ…"

— За несколько дней до российского вторжения в Украину вы написали на своей странице в Facebook "Нет войне". Ваш работодатель в "Народной газете" как-то прокомментировал это?

— После публикации в соцсетях ничего не было. И войны-то на тот момент еще не было. 27 февраля я вышел на антивоенный митинг — меня задержали, а позднее оштрафовали на 10 000 рублей. Я в первый раз вышел на какую-либо протестную акцию. Мои ульяновские коллеги написали, что я был на митинге по работе, но это не так — я пошел именно как противник войны. У меня антивоенная позиция как минимум с 2014 года. Я не знаю, было ли это чье-то распоряжение сверху, но после митинга от тем, связанных с войной в Украине, меня отстранили. 22 февраля я ездил встречать эшелон с беженцами из Луганской области, а потом — после задержания на митинге — эта тема осталась от меня в стороне. Я был не против. Остальные темы за мной остались.

Один из руководителей после задержания 27 февраля попросил меня быть аккуратнее в поступках и выражениях. Мысли уволиться были чуть ли не 24 февраля, но я подумал, обсудил — и из "Народной газеты" не ушел. К тому моменту у меня добавились семейные проблемы. К просьбе руководителя я прислушался — с тех пор мои посты в соцсетях стали, скажем так, более метафоричными. Хотя не самые завуалированные стихотворения я периодически публиковал и читал.

— После начала войны внутри редакции обсуждалось, как освещать эту тему?

— Периодически возникали ситуации непонимания: что-то уже происходило, а каких-то распоряжений сверху на этот счет еще не было. И не было понятно, как об этом писать и говорить. В частности, это касалось темы добровольческих батальонов, которые начали создавать. Новость о том, что в Ульяновске они тоже создаются, сначала появилась в соцсетях — было непонятно, мы об этом пишем или нет, подтверждено это официально или нет. Такие ситуации периодически возникали.

— И что вы делали?

— Могли упомянуть в новости, что "появилась информация". Мы заняли следующую позицию: пока нет официальной информации, мы это широко не освещаем.

— Насколько большой коллектив газеты?

— Если говорить о творческом отделе, то это три корреспондента, два фотографа, ответственный секретарь, редактор и верстальщик.

— Вы понимали, какое у них отношение к войне?

— Я общался не только с ними, но и с коллегами из местного телевидения. Получается примерно 50 на 50. Я был ярым противником войны и никогда этого не скрывал. Были у нас и сторонники войны, и люди из категории "не все так однозначно".

"НА МОЕЙ ДУШЕ ЕСТЬ ЧЕРНОЕ ПЯТНО"

— Вы сказали, что антивоенные взгляды появились у вас еще в 2014 году.

— Аннексию Крыма я не поддержал. Я поддерживал Майдан и всячески посылал ему лучи добра. Я помню, как знакомые военные восхищались тем, как прошла в Крыму та военная операция, но когда люди не думают, что тебя будут захватывать, еще бы она так не прошла. Непосредственно антивоенная позиция у меня появилась после активных боев на Донбассе в 2014 году — когда стало понятно, что там никакие не ополченцы. Когда началось это противостояние, я пытался быть нейтральным... Я пару месяцев искренне считал, что это все внутриукраинские разборки. Да, одни из них — пророссийские, другие — возможно, радикальные националисты, но примерно в июле я узнал, что ополченцы к этому имеют минимум отношения: там находятся регулярные российские войска. Для меня это было шоком — тогда и укоренилась моя радикальная антивоенная позиция. Я не понимал, как русские могут воевать с украинцами. И не понимаю до сих пор.

— Восемь лет назад у вас окончательно сформировались антивоенные взгляды. Но тем не менее все эти годы вы работали в правительственном издании, где так или иначе есть лишь одна — "правильная" — точка зрения. Почему вы не ушли раньше?

— Можно прямо спросить: "Почему вы продолжали торговать совестью?" Да, было такое. Во-первых, в Ульяновске очень мало СМИ — и ни одно из них я не могу назвать независимым. Первые шесть лет я проработал на федералов, но мне хотелось более спокойного графика — формат еженедельника это позволял. Все ульяновские СМИ так или иначе связаны с властью: либо работают по государственным контрактам, либо на конкретных депутатов-единороссов. На этом фоне "Народная газета" мне казалась наименее лицемерной. Мы, конечно, проправительственные, мы не можем затрагивать разного рода темы. Например, фамилия Навальный вообще была под запретом — как и везде, мне кажется. Но на фоне изданий, которые позиционировали себя независимыми, но в то же время выполняли те же самые требования, что и мы — это выглядело, повторюсь, как наименьшее лицемерие.

Кроме того, тематика нашей газеты — разнообразная. Мы писали про самых разных людей, была возможность не концентрироваться только на тематике города, заниматься не оправдавшей себя "теорией малых дел". И да — ипотека и зарплата. У меня была ипотека, родился ребенок. Уходить и искать работу в этой ситуации было сложно. Темы войны, в том числе событий, которые начались в 2014 году, у нас в газете было очень мало. За 8 лет было 4-5 (если не меньше) материалов, касающихся войны на Донбассе.

— А как вы с такой позицией, в том числе публичной, смогли столько лет проработать в правительственном издании?

— Россия же не признавала "ДНР" и "ЛНР", Россия не признавала российских войск на той стороне в 2014 году. И все это практически не касалось Ульяновска. То есть моя антивоенная позиция не касалась напрямую губернатора области. Я не писал, к примеру, что все нацпроекты — дерьмо, а мы их освещали. А стихи и посты, которые я публиковал в соцсетях, остались незамеченными. Те, кто отвечают за информационную политику, на тот момент были более приземленные.

— Как руководство отреагировало на ваше увольнение?

— Меня не ругали, но и не пытались остановить.

— Сейчас вы жалеете, что восемь лет работали на правительственное издание, на власть?

— То, что именно на власть, — да. Я чувствую, что на моей душе есть черное пятно, что я периодически писал так, как хотелось им: что детский сад построят через год, а его никто не строил; что станет жить лучше, а не становится. Вот за такие моменты стыдно. Стыдно становилось даже по ходу работы, когда ты приехал, тебе показали и рассказали, дали комментарии, что все у нас через год будет зашибись, а через год — ничего; и через два года то же самое, а потом вообще про это забыли. Ты вроде бы домохозяйкам 50+ пообещал, они это прочитали, там же стоит твоя подпись — то есть ты их обманул. Обманули, конечно, и тебя, но людей-то обманул ты.

Не стыдно за людей с маленькими делами — про них можно было рассказать, и это получалось. Когда, извините, бабушка плетет какие-то шляпы из-под пакетов от молока, а к ней приезжают журналисты, про нее выходит статья в газете… Она же журналистов в первый раз увидела! Вот за это не стыдно.

— А почему вы решили прийти к нам со своей историей?

— Мне кажется, что таких, как я — кто продолжает работать в правительственных СМИ — много. Наверное, чтобы кто-то увидел, что не все мы пропагандисты и мрази. Если бы я ушел из частного СМИ с точно такими же мыслями, для меня это было бы еще хуже. У нас есть издания, которые могли бы быть независимыми, могли бы писать так, как хотят, но они этого не делают — я не знаю, почему. Я уходил из газеты, которой, как мне кажется, в чем-то было позволено даже больше, чем "частникам".

— Вы уехали в Казахстан с семьей?

— Нет, я пока один. Жду семью. Я надеюсь, что в Алматы немного спадет ажиотаж на жилье — и станет немного попроще.

"ЛЕТ 17 НАЗАД Я БЫЛ БЫ ИДЕАЛЬНЫМ ПРИМЕРОМ НЫНЕШНЕГО СТОРОННИКА ПУТИНА"

— Вы помните 24 февраля? Как вы узнали о начале войны и что в тот момент почувствовали?

— Я открыл Telegram, прочитал новости. В ту ночь спалось очень плохо — не знаю, почему. 23 февраля было такое смурное, не праздничное. Я как человек, служивший в армии, относился к этому дню как к празднику. Я проснулся в 7 утра, открыл телефон и сказал жене: "Этот дебил начал войну". На полторы недели меня просто выключило. Есть такое выражение "воздух стал густым" — вот полторы недели воздух у меня был густым. В первый же день я пришел на работу, а один из коллег заходит и говорит: "Нет, это всего лишь военная операция". А другой: "Смотрите, как мы точно бьем ракетами". Я говорю: "Куда мы точно бьем ракетами? По жилым домам мы бьем ракетами точно?" Я понял, что с этими двумя коллегами я войну не обсуждаю, пока здесь работаю.

— Президент Владимир Путин после начала российского вторжения заявил, что цель так называемой "спецоперации" — "демилитаризация и денацификация Украины". Уже позднее пошли разговоры о "русском мире" и прочем. На странице в Facebook я видел вашу фотографию, на которой вы в майке "Я русский". Вы придерживаетесь националистических взглядов?

— Когда-то я придерживался националистических взглядов. Я говорил, что я русский националист. Не в плане бритоголового идиота, который бьет уроженцев Северного Кавказа — мне была интересна русская культура. Я абсолютно спокойно отношусь к людям в футболках "Я татарин". Когда я фотографировался, я не воспринимал это как какую-то провокацию — я ходил в этой футболке на работу, потому что считаю, что русские — одна из равноценных наций, которая живет в России.

В свои студенческие годы — лет 17 назад — я был бы идеальным примером нынешнего сторонника Путина. Я топил за то, чтобы собрать и вернуть русские земли. Но это же хорошо, когда у людей меняются убеждения. Вот они у меня постепенно поменялись. Надел бы я сейчас футболку "Я русский"? Нет.

"НЕ НАДО БЫЛО НАДЕЯТЬСЯ. Я ЗАБЛУЖДАЛСЯ"

— Расскажите немного про Казахстан. В первую очередь интересует отношение местных жителей к россиянам.

— Единственный момент негатива был, когда меня вез таксист. Он спросил, почему мы не свергнем Путина, и сказал, что единственный хороший политик в России — это Борис Немцов, и его убили. На этом негатив закончился. Никаких претензий из-за того, что я русский, не было. Начнем с того, что в Алматы довольно-таки высокий процент россиян. Я про себя шучу, что я в Алматы как татарин в Ульяновске — в Ульяновске татар примерно столько же. Алматы — абсолютно русскоговорящий город. Казахи говорят на двух языках, а русские не все говорят на двух языках. Я все-таки планирую походить на уроки казахского, чтобы как минимум понимать. В остальном, как мне кажется, именно российских провинциалов здесь особо ничего не выделяет.

— Казахстан — последняя точка в вашей эмиграции?

— Думаю, да. Насколько она будет длительной, я не знаю. Даже окончание войны, наверное, не станет для меня поводом к возвращению. Вопрос — как она закончится и что после этого будет в России.

— Что должно случиться, чтобы вы вернулись?

— Я не уверен, что даже смерть Путина (он же рано или поздно умрет) что-то сильно поменяет в нашей российской политической системе. Наверное, должны быть какие-то существенные изменения, может быть, даже в обществе. Кстати, чем была полезна работа в правительственном СМИ? Была возможность ездить по области, общаться с людьми, в том числе в эти шесть месяцев. Я ездил, общался и понимал, насколько много у нас людей, которые поддерживают войну. Я не понимал, почему. Люди живут в райцентрах, деревнях, мягко говоря, не в лучших условиях, начиная с того, что у них нет газа. Мне становилось от этого все грустнее и грустнее.

— Вы поняли, почему они поддерживают войну?

— Нет. Я реально не понимаю, почему. Я вижу, как они живут. Они могут сидеть и ругать главу района, губернатора, но одновременно с этим быть сторонниками Владимира Владимировича [Путина]. Я не могу понять, что у них в голове. Я понимал, что такая их позиция мне доставляет дискомфорт. До войны эти люди с маленькими делами, о которых я рассказывал, вызывали у меня восхищение. А сейчас…
Почему ты, товарищ фермер из Ульяновской области, считаешь, что разбомбить дом фермера из Черниговской области — это нормально. Почему?

— Не могли ли на это повлиять в том числе ваши публикации, посвященные героям Великой Отечественной войны? Ведь патриотическая пропаганда в России зачастую фокусируется на победах в войнах.

— Да. Я был, наверное, более высокого мнения о своих земляках. В частности, в одной из публикаций есть такая "пасхалочка" — я писал тот текст в июне, когда из Херсонской области вывозилось зерно. В публикации сказано: "Ведь оккупанты выгребали из амбаров на захваченной территории все, что могли, и эшелонами увозили продовольствие в свой, фашистский, тыл". Я с уважением отношусь к нашим прадедам. И когда говорят, что "мы победили в той войне", я отвечаю: "Не мы победили, а наши прадеды победили". В том числе мой пропавший без вести прадед. Я был лучшего мнения о наших читателях, когда писал тот цикл материалов. Я надеялся, что у них возникнут какие-то ассоциации, что сейчас тоже фашистский режим, все это похоже. Зря надеялся. Не надо было надеяться, я заблуждался.

— Вы будете искать работу в Казахстане?

— Да, я ищу работу. Надеюсь, будет что-то похожее по профилю. Слава богу, тексты писать я умею. Если нет, найду что-то другое. Уже попробовал себя курьером — платят немного, но платят. Если я планирую оставаться здесь на довольно длительный срок, буду интегрироваться в казахстанское общество.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:

Президент Казахстана рассказал, что в страну из России переместились более 50 международных компаний

Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Что делать, если у вас заблокирован сайт "Idel.Реалии", читайте здесь.