Уфимский художник и дизайнер Камиль Чураев выступал против войны с Украиной еще с марта 2014 года. На пикеты против нынешней полномасштабной российской агрессии он стал выходить еще за несколько дней до начала военных действий, продолжал выходить и после их начала. В конце октября Чураев, убедившись в том, что "изнутри в России ничего уже не поменяется", покинул родину и уехал в Грузию. В интервью "Idel.Реалии" он рассказал, как менялись его настроения и наблюдения в течение весны и лета нынешнего года, собирается ли он возвращаться на родину и что он думает о будущем России.
"СПЕРВА БЫЛА НАДЕЖДА, ЧТО ЭТО НЕ МОЖЕТ ПРОДЛИТЬСЯ ДОЛГО"
— Вы не раз выходили на антивоенные пикеты с момента российского вторжения в Украину — в феврале и марте нынешнего года. Были ли для вас какие-то последствия?
— Меня так ни разу и не смогли задержать, я — ловкий человек. После 24 февраля я еще несколько раз выходил на пикеты — в это время я уже не жил по прописке, сменил сим-карту и вообще старался не пользоваться сетями GSM. Видимо, поэтому меня и не отследили. Мой антивоенный протест был естественной реакцией, желанием донести до людей, что лично я против того, что происходит. Собственно, по таким же мотивам я и раньше — еще в 2014 году — выходил на пикет против войны с Украиной, в 2020-м — на пикет в поддержку протестующих против диктатуры Лукашенко белорусов, принимал участие в прошлогодних акциях в поддержку Алексея Навального.
— В феврале 2022 года вы уже думали об отъезде из России?
— У меня были планы эмигрировать, но они не были связаны непосредственно с началом войны. А когда она началась, я даже расхотел уезжать. Было настроение что-то делать, протестовать, было ощущение — как оказалось, ложное — что это всё ненадолго, что люди будут активно протестовать, что население в своём большинстве не поддержит эту "специальную военную операцию". Наряду с шоком, с ощущением катастрофы сперва была надежда, что это просто не может продлиться долго. Когда кто-то говорил мне, к примеру, что "это как минимум до лета", у меня возникало протестующее чувство: "Да как это до лета?!" Но со временем это настроение у меня очень сильно поменялось.
— Что вам удавалось делать в смысле протеста?
— Я, если честно, не считаю себя таким уж большим активистом. Не делал ничего особенного — несколько раз, как я уже говорил, выходил на пикеты и писал антивоенные, протестующие посты в Facebook и в Telegram. Не считаю, что вносил этим какой-то большой вклад — просто обозначал свою позицию.
— У вас не возникало желания как-то выразить свой протест в художественном творчестве?
— Первые месяцы я как художник вообще ничего не мог делать: просто рука не поднималась, был такой ступор. Хотя порывы такие были. Была мысль сделать карту России, разбитую на регионы — разбитую буквально на бетонном основании. У нее рабочее название было "На счастье!" Но не задалось. То же случилось и с затеей сделать остров Змеиный. Еще в конце весны мы готовили с одной галереей акцию "Бесплатный борщ". Тогда вдруг возникла уверенность в скорой смерти тирана [Путина], и этой акцией мы хотели провести параллель с раздачей борща по случаю смерти Сталина в марте 1953 года — это событие [раздача борща] известно по знаменитой черно-белой фотографии. Кроме того, украинский борщ в 2022 году стал одним из символов победы света на тьмой. К сожалению, и это не получилось.
Но вообще-то моё творчество аполитично — я в нём не выражаю человека как такового. Концептуально избегаю в своих работах людей и вообще их присутствия. Я не считаю себя актуальным художником, творящим, так сказать, на злобу дня. Но тем не менее в двух картинах в начале 2022 года я выразил свои ощущения, охватившие меня в преддверии войны. Так, картина "Я в порядке", которую я написал в начале января, на самом деле говорит о скрытой внутри тревоге, травме от событий. Рельефная картина "Оповещение", законченная 23 февраля — перед самой войной — выражала мое предчувствие надвигающейся катастрофы.
— Настроенные против войны уфимцы протестовали примерно так же, как и вы — выходили на пикеты, рисовали антивоенные граффити, клеили листовки. Но их было очень мало; большинство или молчало, или возмущалось "про себя". Какие чувства вы испытывали, видя такое соотношение сил?
— Действительно, протеста было ужасно мало. Даже так — неожиданно мало. И чем дальше это продолжалось, тем больше наступало такое понимание, что поддержка этой войны в обществе очень сильна. Что-то кардинальное произошло с обществом за всё эти путинские годы. И вот это понимание было для меня опустошающим. К осени оно у меня вылилось в ощущение какой-то безнадежности. Я понял, что изнутри в России ничего уже не поменяется, что никто ничего не сможет сделать. Конечно, я думаю, что рано или поздно позитивные перемены в России произойдут, но не в результате усилий российских граждан, а под каким-то внешним воздействием.
— По реакции многих знакомых в Уфе было заметно, что люди довольно быстро прекратили вести любые разговоры о войне, о власти, о политике — даже не из-за страха перед репрессивными органами, а просто из желания как-то отгородиться от ужасных событий...
— Вот это сильно удручало. У меня-то самого так не было — я наоборот был очень погружён в событийную повестку. И ощущения в начале войны были драматичные. Первую неделю я практически не спал — просто не мог; был вообще истрепан. Отгородиться же от этого никакой возможности не было — не надевать же мешок на голову! Да я и не хотел отгораживаться.
Но возник такой диссонанс. Вот ты сидишь дома, в интернете — видишь весь этот ужас в Украине, а потом выходишь на уфимские улицы и видишь: мирный город, обычная жизнь, люди смеются, разговаривают, как будто ничего не происходит и нет никакой войны. Ты возвращаешься домой, вновь открываешь интернет, вновь погружаешься в этот ужас и думаешь — ну, как люди могут этого не замечать?! А они ведь действительно не замечают, не хотят замечать.
— Но что-то все-таки менялось в их восприятии со временем?
— Да, в течение весны и лета я наблюдал, как постепенно к людям начинало приходить ощущение, что их страна ведёт войну. Но это ощущение выливалось у них совсем не в то, что ты считал бы нормальной реакцией. Наоборот — появилась и поддержка войны, и культивирование какой-то ложной нормальности происходящего. В итоге всё это развилось в поддержку или, в крайнем случае, в непротивление мобилизации.
"РЕЛОКАЦИЯ ДАЛАСЬ МНЕ ДОСТАТОЧНО ЛЕГКО"
— Объявление мобилизации и послужило для вас поводом к отъезду? Или было что-то иное?
— Нет, непосредственного повода к отъезду у меня не было: мобилизации, полагаю, я уже не подлежал по возрасту и здоровью, а у силовиков ко мне претензий на тот момент не было (это, конечно, не значит, что они не возникли бы потом). Собственно, поводов мне и не потребовалось. А были серьёзные причины: прежде всего, то, что военные события — продолжающиеся массированные обстрелы украинских городов, гибель людей — погружали меня во все более и более депрессивное состояние. События, связанные с мобилизацией, конечно, тоже оказали влияние на мое настроение — я увидел, что у нее [мобилизации] есть глубокая поддержка среди населения. Поэтому я уже эмоционально не мог находиться в России — и уехал.
— Вы эмигрировали один или с семьей? Как к этому решению отнеслись ваши родители?
— На момент отъезда наша семья была разбросана по разным местам — в Уфе я оставался вдвоём с одним из сыновей. Его еще весной пришлось забрать из школы, которая окончательно погрязла в оголтелом милитаризме и псевдопатриотизме. Тем более у мальчика есть из Киева друг по киберспорту, они постоянно на связи — у него [у друга] в этой войне погибли оба родителя. В общем, мне оставалось только взять сына в охапку и вывезти из всего этого.
Наши родители отнеслись к решению эмигрировать достаточно спокойно, с пониманием; кроме того, они давно привыкли, что мы часто где-то путешествуем. Мы пытаемся уговорить родителей тоже присоединиться к нам; они уезжать из России отказываются, но нас в наших взглядах поддерживают.
— Куда вы решили поехать? Как пересекли границу?
— Ехать решили в Грузию. Границу мы пересекли без каких-то сложностей. Я просто выждал какое-то время после объявления мобилизации, поскольку видел, что на границах образовалась паническая ситуация — куча народу, дорогие билеты. А спустя месяц всё это схлынуло. 19 октября мы прилетели во Владикавказ и на маршрутке через Верхний Ларс пересекли границу, причем совершенно спокойно. Я немного волновался, что могу оказаться в каких-то списках, но этого не произошло. Добравшись до Тбилиси, мы оттуда сразу поехали в поселок Уреки, на черноморское побережье.
— Почему именно туда? В Тбилиси или в Батуми было дороговато?
— Нет, мы сразу знали, что поедем жить в Уреки. Там уже давно живет мой друг. Мы поселились в нормальном большом доме, на несколько семей — все хорошие знакомые. Здесь много русских беглецов от войны, образовавших уже тесное комьюнити.
Мне релокация далась достаточно легко психологически. Мы в принципе семья кочевников; много и подолгу ездили, путешествовали. Никакого ужаса, что я, мол, всё потерял из-за эмиграции, у меня нет. Хотя среди моих знакомых, друзей есть такие люди, которые из-за вынужденной эмиграции впали в подобную депрессию.
Сейчас мы в Уреки живем вдвоем с сыном.
— Какие у вас планы на ближайшее будущее? Остаться в Грузии? Удалось ли вам сохранить свою работу или же найти новую?
— Я сейчас не планирую свою жизнь дальше, чем на полгода, и думаю, что это время я проведу здесь, в Грузии. Что касается средств к существованию, заработка — еще до отъезда я создал минимальную финансовую подушку. Кроме того, у меня есть дизайнерские проекты, над которыми я работаю удаленно. Есть и некоторые новые задумки. Наконец, у меня много и других специальностей, кроме дизайнера, я быстро учусь новым навыкам. Словом, меня так просто не повалить.
— Вам нравится Грузия? Если останетесь в ней надолго, будете ли учить грузинский язык?
— Грузия очень нравится. Я уже был здесь в туристической поездке с семьей четыре года назад. Сын, который сейчас со мной, еще тогда влюбился в Грузию и сказал, что хочет сюда переехать. А язык мы с ним уже учим. Он пошел в местную школу. Я же после всех бурных событий нынешнего года сейчас просто наслаждаюсь тихой жизнью в приморском грузинском поселке.
О Грузии у меня только самые тёплые слова. Это совершенно фантастическая страна. И первое приходящее на ум слово — достоинство. Народ Грузии с огромным достоинством отвечает на испытания, а их хватает с лихвой. Сейчас страна наводнена толпами россиян, бежавших от режима, от большой войны, которая как воронка затягивает внутрь всё, что попадает в ее створ. И говорить о Грузии, минуя эту тему, невозможно. Несмотря на то, что российское государство вытворяло и продолжает вытворять в отношении Грузии — от разжигания абхазской войны до оккупации Южной Осетии — грузины видят в тебе, прежде всего, человека. Не представителя огромной, злой страны, несущей их дому одни несчастья, а человека, нуждающегося в помощи, беглеца, которому самому необходим новый дом.
— Иногда в СМИ и пабликах приходится читать, что население Грузии уже устало от такого количества российских эмигрантов...
— Конечно, где-то может проявиться усталость и даже раздражение от такого наплыва самых разномастных людей из России. Но я с таким отношением, пожалуй, не сталкивался. А те случаи, о которых слышал, обычно были спровоцированы неадекватным со стороны приехавших, каким-то вызывающим неуважением, а то, увы, и откровенно скотским поведением. Правда, это явно единичные истории — как правило, русские в Грузии, беглецы этого года стараются если и не вписаться полностью в местный контекст, то, по крайней мере, не противопоставлять себя ему. Многие вокруг меня учат язык, интересуются обычаями и традициями. Я считаю, это правильно. Уважай страну и людей, давших тебе кров, будь внимателен к хозяевам этого чудесного гостеприимного дома — и в ответ ты получишь уважение.
"Я БЫ ПОЕХАЛ В УКРАИНУ — ВОССТАНАВЛИВАТЬ ТО, ЧТО МЫ ТАМ РАЗРУШИЛИ"
— Вы не в России уже больше месяца. Прошла первая волна мобилизации, всё чаще говорят о неизбежности второй волны в ближайшем будущем.
— Сентябрьскую мобилизацию я воспринял как безумное действие, на исполнение которого у российского государства нет ни ресурсов, ничего. Кстати, по-настоящему, кто туда не хотел попасть, тот и не попал. Например, из моих близких никто не попал. Из более дальних кругов знакомых — да, попали, отправились в части.
— Сейчас в СМИ много пишут о протестах мобилизованных и их родственников. Как вы к этому относитесь, что об этом думаете?
— Я постоянно ловлю себя на том, что когда вижу эти протесты, то хочу сказать: "Проблема не в том, что вас плохо вооружают, плохо обучают и плохо одевают, а в том, что вас отправляют убивать украинцев!" Я поражаюсь и поведению многих мобилизованных: эти люди ведь еще вчера были вполне нормальными, ходили на работу, заботились о своих семьях, может, мечтали о лучшей жизни — и тут вдруг они с очень странным задором отправляются на войну в чужую страну... Думаю, это страшный грех. И при этом их используют как пушечное мясо, как заплатки на прорехи на передовой — и они там гибнут пачками... Вот об этом стоит говорить. О том, что вроде нормальные люди вдруг испытывают странное доверие к государству и демонстрируют готовность подчиняться самым диким его решениям.
— Вы наблюдаете за ходом военных действий в Украине? Что вы думаете о них, о состоянии российской армии?
— Чтобы понять сейчас, в каком состоянии находятся Вооруженные силы России, не надо быть военным экспертом. Достаточно просто наблюдать. А наблюдаем мы вот что: какие-то хаотичные, непродуманные действия, атаки, жестокие бомбовые ответы на военные поражения от украинцев... Танки 1960-х годов, ржавые и гнутые автоматы, снятая с давней консервации небоеспособная техника... Вот это "вторая армия мира".
И тут я опять вернусь к вопросу о мобилизации и мобилизованных. Почему людям не приходит в голову совсем простой вопрос: если потребовалась мобилизация, то есть создается, по сути, новая армия, то разве это не означает, что профессиональная, кадровая российская армия со своими задачами не справилась? А если кадровые войска не справились, то что могут сделать немолодые, нездоровые, необученные, плохо вооруженные мужики? Странно, что вот эти вопросы не приходят людям в голову. А если и приходят, то это совсем не мешает им отправляться на войну, покорно двигаться в пропасть.
— Вы задумываетесь о том, что будет с Россией в будущем?
— Я постоянно размышляю об этом. Правда, у меня сильно понизилось доверие к своим собственным прогнозам после событий нынешнего года. Но все же я уверен, что это всё, безусловно, закончится военным поражением России. Соответственно, падет и путинский режим — я не знаю примеров в истории, когда диктатура переживала крупное военное поражение. А что будет дальше — вот тут возможны разные сценарии. Условно хороший: произойдет что-то близкое по аналогии с концом фашистской Германии, когда в бывшей диктатуре под внешним управлением начинает строиться новое демократическое государство. Плохие же сценарии могут быть какими угодно. К примеру, после Путина могут прийти к власти совсем мрачные силы, уже проявившиеся во время этой войны — [создатель ЧВК "Вагнер", "повар Путина" Евгений] Пригожин, [нынешний глава Чечни Рамзан] Кадыров... Может быть гражданская война, анархия, развал ткани государства — и все это может продлиться долго, возможно, десятилетия.
— Такие сценарии, размышления как-то влияют на ваши дальнейшие планы относительно того, стоит ли когда-то вернуться в Россию?
— Трудный, сложный вопрос... Я близок к позиции тех эмигрантов, которые считают, что Россия как цивилизационный проект закончилась — причем достаточно давно. Ведь та страшная моральная катастрофа, которая постигла сегодня Россию, эта преступная и позорная война — всё это не упало с неба, а подступало издалека. И у меня нет планов возвращаться, строить какую-то "прекрасную Россию будущего". Может, я вернусь в независимую Республику Башкортостан, если она будет... Но, когда окончится война, я бы скорее поехал в Украину — если бы мне разрешили — восстанавливать то, что мы, наша страна, наши войска там разрушили.
- Россия вторглась на территорию Украины 24 февраля 2022 года.
- Еще до объявления мобилизации россияне могли отправиться на фронт, заключив контакт с Министерством обороны России как контрактники в нацбатальонах или как добровольцы.
- По подсчётам "Idel.Реалии" на 1 декабря, на войне погибли 1 954 выходца из республик и областей Поволжья, смерть которых так или иначе признала российская сторона.
Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Что делать, если у вас заблокирован сайт "Idel.Реалии", читайте здесь.
