Организация "Солдатские матери Санкт-Петербурга" объявила о приостановке направления помощи военнослужащим. Причиной стал перечень ФСБ, согласно которому за сбор и публикацию сведений "о соблюдении законности и морально-психологическом климате в войсках" можно быть признанным иностранным агентом или получить срок по уголовному делу. Председатель организации Оксана Парамонова рассказала "Idel.Реалии", как будет выглядеть защита прав военнослужащих в новых условиях.
Федеральная служба безопасности утвердила перечень "не составляющих государственную тайну" сведений, которые могут быть использованы против безопасности России "при их получении иностранным государством, его государственными органами, международной или иностранной организацией, иностранными гражданами или лицами без гражданства". Согласно документу, теперь запрещено писать о дедовщине, коррупции в "Роскосмосе" и о десятках других тем.
Правозащитная организация "Солдатские матери Санкт-Петербурга" уже более 30 лет бесплатно оказывает правовую помощь призывникам и военнослужащим, проводит мониторинг нарушений в армии для подготовки аналитических материалов. Правозащитники помогали в том числе призывникам из регионов Поволжья.
Утвержденный ФСБ перечень "накладывает серьезные ограничения" на работу "Солдатских матерей Санкт-Петербурга", сообщается в заявлении на сайте организации. 5 октября они рассказали, что "вынуждены переформатировать свою работу".
"Прежде всего это касается нашего направления по работе с военнослужащими. Мы приняли решение закрыть данное направление своей деятельности в надежде на то, что в ближайшие годы наметится обратная тенденция", — заявили в организации.
"Idel.Реалии" поговорили с председателем "Солдатских матерей Санкт-Петербурга" Оксаной Парамоновой и узнали, как организация продолжит работу в новых условиях.
— Оксана, были ли обсуждения внутри организации, стоит ли закрывать направление помощи военнослужащим, или решение было однозначным? Не было ли идеи оставить это направление работы, но сделать его непубличным?
— Конечно, мы обсуждали. Чтобы принять решение, нужно дать оценку ситуации, и вот этот приказ был в каком-то роде последней каплей, пожалуй. Потому что он создает угрозу просто персональную. С нашей точки зрения, сейчас недопустимо ставить людей в ситуацию персонального риска. Но мы не закрываем направление, мы его переформатируем, скорее. То есть мы прекращаем определенную деятельность, которая, на самом деле, составляла основное содержание этого направления. Но кое-что мы оставляем.
Мы не закрываем направление, мы его переформатируем
Во-первых, это будет, как вы правильно отметили, непубличное русло, хотя и там есть риски. Сначала у нас в рамках обсуждения как раз был вопрос о том, что, да, мы сможем работать, но только непублично. Потом, изучив законодательство подробнее, стало понятно, что даже непубличная работа, сам по себе сбор сведений может создавать рисковую ситуацию. Поэтому, к сожалению, мы вынуждены прекратить сбор сведений. Наши правозащитные задачи — именно в виде коммуникаций с органами власти — не смогут выполняться в полном объеме.
— Как вы считаете, новый перечень ФСБ "похоронит" и другие организации, оказывающие помощь военнослужащим?
— Повлияет — это точно, но не "похоронит". Я думаю, все организации, которые в этой сфере работают, так или иначе какую-то внутреннюю дискуссию сейчас ведут. У кого-то больше рисков, помимо перечня, у кого-то меньше. Это внутреннее решение каждой организации. Я не могу вам дать ответ за другие организации. В нашем случае это решение было принято не исключительно из-за перечня. Много факторов повлияло, еще до принятия перечня. В целом это не такая история, как пишут в заголовках: "Солдатские матери" прекращают свою работу с военнослужащими из-за ФСБ". Это неправда.
— Расскажите подробнее о других факторах?
— Эти факторы связаны с состоянием общества, с нашим ощущением потребности общества в этой теме. Последние несколько лет мы ощущаем, что потребность людей в защите в этой сфере изменилась. Активность людей очень сильно упала — и военнослужащих, и матерей. Я сравниваю с тем, как было в начале двухтысячных и до 2010-2014-го годов, и как стало после.
После все стало значительно сложнее в смысле коммуникаций с людьми, потому что у людей стало много страха и какого-то напряжения, связанного с нашим статусом и опытом. Все это повлияло, и мы это видим. Мы видим спад обращений, спад активностей матерей, которые, скорее, готовы дать установку сыну терпеть, нежели защищать его, поддерживать и брать на себя ответственность. Мы видим, к сожалению, закрытость государства.
Мы видим, к сожалению, закрытость государства
Эта тема не является важной, по нашим ощущениям, ни для общества, ни для государства. И это правда — то, что мы наблюдаем. Поэтому я не могу сказать, что приказ ФСБ создал для нас какую-то непоправимую ситуацию. Мы видим, что государство в лице Министерства обороны закрывается от гражданского присутствия в армии, принимаются законы, которые ведут к закрытости. Наше представительство в военных структурах сократилось, обросло кучей формальностей, требований, препятствий. Раньше, перед тем, как приехать в часть, мы просто собирали пакет документов, фактов из этой части, договаривались по телефону и приезжали. Нас принимали, с нами говорили. Мы имели возможность поговорить тет-а-тет с обидчиком, например, если у нас была фактура и фамилии парней, которые осуществляли насилие в части. Сейчас это все затруднено, если не сказать невозможно. Согласовать наш приезд в часть невозможно. Если это происходит, то все ограничивается разговором с командованием части. К солдатам нас не допускают.
— В своем заявлении организация отметила, что "в 2021 году впервые за семь лет выросло число проявлений неуставных отношений в российской армии". И как раз сейчас появляется этот перечень ФСБ. Есть ли связь между этими двумя фактами?
— Мне сложно заниматься конспирологией. Я думаю, связь определенная есть, потому что все равно есть чувствительность. Есть наблюдение за соцсетями, за тем, как и что пишут люди. Я варюсь в этой сфере, мне сложно извне посмотреть на эту ситуацию и сказать: "Вот, они обнаружили рост числа преступлений и быстрее все закрывают, чтобы никто не узнал". Но принятие такого перечня уведет нарушения в латентную фазу: все будет то же самое, но только никто об этом знать не будет.
Понимаете, в чем дело. Перечень — это подзаконный акт, который принимался к закону, принятому еще в 2012 году… Я не думаю, что это связано с ростом числа нарушений в армии.
— То есть все это в целом связано с ужесточением законодательства об иноагентах?
—Да, я думаю, что это связано с ужесточением законодательства об иноагентах. Федеральное законодательство содержит определенные запреты на опубликование сведений об армии. То есть все это есть уже в законах. Для чего это собирать и расширять в этом перечне… Это общий тренд воздействия на граждан, которые, по мнению государства, действуют в интересах кого-то другого, а не граждан Российской Федерации.
— Из нашего разговора я понял, что институт адресной помощи все-таки не будет заморожен. Но что будет дальше, есть ли у вас план работы?
— Мы формируем план, в ближайшее время его озвучим. Сейчас мы находимся в состоянии внутренних обсуждений, трансформаций. Пока я могу сказать, что мы будем оказывать помощь по запросам граждан. При этом мы не будем собирать никакой информации о ситуации. Если молодой человек нам что-то расскажет, мы рекомендуем ему правовые инструменты, которыми он может воспользоваться сам. У нас есть сайт, у нас есть ресурсы, где мы в разных форматах объясняем, как действовать в армии в тех или иных ситуациях. Это все сохранится, мы даже сделаем всю эту историю более понятной.
Кроме этого, у нас сохраняются связи с матерями, которые имели разный опыт защиты своих сыновей. Часть из них готова делиться этим опытом. У нас есть эта база, мы по согласованию с людьми будем давать контакты обращающимся к нам людям для того, чтобы они могли понять, как им себя вести.
Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
